Вальдмеер

[mudstork]

Автор: Liliana - Admiralcurzee
Бета: Ezi_Lenz
Фэндом: «Отблески Этерны»
Название: Зимняя любовь
Пейринг: Вальдмеер (Олаф Кальдмеер/Ротгер Вальдес)
Жанр: сонгфик
Рейтинг: R

Комментарии:всё принадлежат В.В. Камше, стихи – Б. Гребенщикову, лямур – моё.

Предупреждение: как всегда – слэш, любовь, политика, война, «Клубничка» отсутствует, матчасть не знаю.


"Ветер, туман и снег.
Мы - одни в этом доме.
Не бойся стука в окно - это ко мне,
Это северный ветер, мы у него в ладонях".

Рассвет взобрался на вершины дальних гор, потянулся в долину, сминая утренний сумрак, расцветил искрами узорчатый иней на толстом стекле. Маленький, пузатый снегирь бездумно клюнул наличник, разочарованно подпрыгнул и улетел искать кормежки в сторону кухонь. Счастливец. Вольная птаха. Ни обязанностей, ни тревог – она забота – раздобыть поесть.
Иногда, в минуты слабости, я хотел бы превратиться в птицу, или, ещё лучше, в кота Ноймаринена, жить на всем готовом и ни о чем не думать, не вспоминать, ни гадать о будущем…
«Безопасность сопредельных государств требует вмешательства людей, чётко осознающих, что войнами пограничные проблемы не решить. Возможно даже тот, кто подтолкнул Дриксен и Гаунау к агрессии против Талига, в будущем намерен поступить с кесарией точно так же, как вы поступили с нами. Так ли трудно вбить клин между Готфридом и Хайнрихом? Не сложнее, чем между Бордоном и Урготом, вы же понимаете это, господин Кальдмеер…»
Да, Ноймаринен прав.
Я на собственной шкуре убедился в «порядочности» нашего союзника, императора Дивина, так убедился, что дух вон! Но убедит ли гибель Западного флота и Готфрида? Кесарь знает мне цену, как знает цену всем остальным. Но он – человек, и его адмирал потерпел сокрушительное поражение.
Вспомнят ли в Эйнрехте заверения шпионов Дивина в том, что флот Альмейды ушел из Хексберга? Вспомнят ли, что у Альмейды, который на самом деле никуда не уходил, было на 20 линеалов больше, и это не считая эскадры Вальдеса, полностью сковавшего по рукам и ногам авангард Доннера?
Мне придётся испить чашу закатного яда до самого дна. Но я должен, обязан прекратить бойню и выполнить последнюю волю Адольфа:
«Передайте в Эйнрехте, что мы не найдем покоя, пока Бермессер и Хохвенде, эти дезертиры, не познакомятся с топором!»
Я добьюсь этого, а если не я, то Руппи.
В конце концов, что я теряю? Жизнь? Пустяки! Что мне цепляться за нее, если «Ноордкроне» зарастает илом на хексбергском дне, а в Рассветных Садах ждет мой экипаж?
Что мне жизнь?
Ты трус, Олаф! А кто будет восстанавливать Западный флот? Кто будет сдерживать партию войны в столице? Кто станет новым адмиралом цур зее? Эта скотина Вернер Бермессер? Это ему ты хочешь оставить верфи Метхенберга? Это ему ты отдашь в адъютанты Руппи? Человеку, которому и руки-то подать противно?
Ты должен победить себя, ты должен снести всё, что должен снести военнопленный и не позволить Готфриду забыть, чем он тебе обязан. Ты должен вернуться к той роли при дворе, которую исполнял! Партия мира не должна лишиться своего главы – ты отвечаешь за многих людей, и за многие дела. Ты не посмеешь оставить Дриксен.
Встряхнись, Олаф! Не забывай, кто ты есть, не забывай, что ты мужчина!!!
Ведь Дриксен верит своим морякам!

Плечо болит.
Больше, чем голова, но меньше, чем сердце.
Вчера Ноймаринен устроил маленький праздник в честь милой герцогини Георгии, своей жены. Руппи усадили с офицерами, а меня, словно почетного гостя, рядом с регентом. Герцогиня подчеркнуто заботится о пленниках, и вряд ли – чтобы досадить мужу, скорее из благородства и искренней симпатии… Если разговоры о её брате – правда, мне жаль, что трон в Талиге не могут наследовать женщины. Георгия Оллар была бы замечательной королевой! Она в печали – брат в тюрьме Багерлее, невестка – на положении заключенной в королевском дворце, сыновья – в действующей армии, и всё же она не унывает. Ноймаринен пригласил полковых рожечников – ну какой праздник в Талиге без танцев? Придворный полонез без всякого перехода сменился народной музыкой. Вот уж господа офицеры наплясались! Ротгер танцевал грубые бергерские танцы с изяществом природного кэнналийца, а уж когда заиграли марикьярскую мелодию, специально для моряков, вот тут он окончательно доказал, что равных танцоров ему нет! Сбросил мундир, извивался в одной рубахе – фрейлины ахали, кавалеры мрачно подкручивали усы.
- Так их, сухопутчиков! Покажи им, Ротгер! – восторженно кричали теньенты.
И вице-адмирал Талига показывал…
А когда упал на колени, изображая погибшего льва, то вскинул глаза и сквозь толпу так поглядел на вражеского адмирала цур зее…
Одному Создателю ведомо, что подумал двор Северного волка! Марикьярский клинок со дна пронзительных, глубоких черных глаз, прямо в моё лицо, вызывающе, не таясь – что же ты делаешь, Ротгер?
Вся кровь прилила к сердцу! Каково это, стоять памятником варитским ледникам, когда твой проклятый победитель и тюремщик одним взглядом превращает тебя в кострище?!
Хексбергская ведьма, астэра, на пошла за нами в Северную Придду, и мои ночи здесь холодны и сиротливы – знает ли Вальдес о том, что творили в Хексберге его «подруги»?
Он снова танцевал. Танцевал, как сумасшедший матрос, подхватывая то одну, то другую даму, хохоча и подпевая музыкантам, а я, ослепленный, не мог двинуться с места, уйти, чтобы не видеть бесовской прелести этого человека.
- Эти стены долго не забудут вице-адмирала, - скучным голосом произнес стоявший рядом Ойген Райнштайнер, офицер регента, самый невозмутимый человек, которого я встречал в своей жизни. Ойген никак не мог смириться с фехтовальным искусством Вальдеса, ведь тот ни на йоту не уступал ему, как ни старался бергер вырвать хоть одну-единственную победу!
- Жаль, что он скоро покинет нас…
Да, покинет. Как только вопрос с выкупом пленных будет решен, и нас с Руппи сдадут с рук на руки Западной армии, я более не увижу вице-адмирала Талига – только если в море, идя на сближение.
С трудом, я всё же нашел силы уйти с праздника, но увы, как не толсты были стены, до меня всё равно доносилась музыка полковых флейт и рожков…
Лекарь быстро сделал перевязку: удивительно, но рана почти зарубцевалась, видно, поцелуи астэры залечили плечо - по-другому своё выздоровление, я объяснить не могу. Зато голова раскалывалась сверх всякой меры – прохлада шелковой подушки слегка остудила пылающий затылок. Создатель знает, как мне был необходим зимний сквозняк – в тот час я ни одной порой своего тела не оправдывал кличку – «Ледяной»!
От раны излечиться можно, но разве можно излечиться от любви?
Я не знаю, сколько я пролежал в полузабытьи, сотрясаемый пушечными залпами головной боли. Я даже не услышал, как он вошел, разделся, скользнул в кровать – просто внезапно почувствовал горячечные губы, прижавшиеся к переносью, и объятия, властно и сильно сдавившие мои плечи.
- Не шевелитесь, сударь, боль сейчас уйдет…
Как я мог пошевелиться, когда гибкое, жаркое тело лежало на мне, превратив из человека в рехнувшуюся от страсти закатную тварь?
Я замер, покорился неизбежному, чувствуя, как возвращается тепло, как отступают боль и лихорадка. Я не шевелился, слушая размеренные удары его сердца, ощущая жизнь, бившуюся под горячей кожей, впуская её в душу и в плоть, в свое одиночество.
Зачем он делает это? Разве не понимает, что у смертельных врагов нет будущего? Или просто кровь бурлит и не унять её, пока не получишь желаемого? Терзай себя, но меня-то пощади! Зачем, Ротгер, за что? Мстишь за погибших… А сам погибнуть не боишься? Горишь, как в Закате, стонешь, ласкаешь с таким откровенным, дерзким бесстыдством, будто тобой овладел Леворукий! Что же ты делаешь с нами, Ротгер? Любишь, не велишь возвращаться, сулишь эйнрехтскую плаху – угрозы вперемежку с признаниями. Да таким измученным голосом, будто бы я вырываю их пыткой.
Глаза блестят, то ли от слёз, то ли от злости:
- Послушай меня, не уезжай, пошли Ноймаринена к кошкам! Я знаю, о чем говорю – они каждый день плачут…
- Кто, Ротгер?
- Ведьмы… они чувствуют… как я смогу жить без тебя, Олаф? Пусть ты будешь недосягаемый, пусть забывший, но живой! Живой!
- Безумец…
Губы кривятся. Нет, не позволяет увидеть тревогу, прячет лицо на здоровом плече. Знает, что не сможет отговорить – и я, и он, мы выполним свой долг, останемся верны присяге. А сердце… Сердце не должно вмешиваться в политику, иначе ошибки неизбежны.
Хрипит, ругается, клянёт… Не могу слышать, зажимаю рот поцелуем и окончательно теряю контроль над собой – нет, хегсбергская ведьма не могла передать и тысячной доли его сладости! Что же ты делаешь со мной, Ротгер?
«- Авангарду не спастись! Ротгер Вальдес вцепился в Доннера намертво, он положит всех, но не пропустит его. Что передать Доннеру?
- Вице-адмиралу Доннеру… авангарду действовать по обстоятельствам».
- Я люблю тебя, Олаф, будь ты проклят! Как же я тебя люблю!

"Я помню движение губ,
Прикосновенье руками.
Я слышал, что время стирает все.
Ты слышишь стук сердца - это коса нашла на камень.
И нет ни печали, ни зла,
Ни горечи, ни обиды.
Есть только северный ветер,
И он разбудит меня,
Там, где взойдет звезда
Аделаида".

Оглядываюсь… Сумрак алькова скрывает развороченную кровать, сползшее на пол одеяло, его, уснувшего в непристойной позе. Сколько у нас осталось времени? Немного. Но сколько бы его ни осталось, оно принадлежит нам, поровну. Где бы мы ни были.
Пока он не отдаст приказ, во славу Талига и короля, стрелять по моему флагману всеми бортовыми орудиями.