Название: Воздух
Герои: Рокэ Алва, оригинальный персонаж
Жанр: юмор
Дисклеймер: Приключения маленького мальчика из нашего мира, случайно попавшего в Этерну и обосновавшегося в доме Рокэ Алвы

Воздух. Эпилог после эпилога в трех частях. Месяц спустя (2 часть).

- Эй, ты! тык, тык– подавшись вперед и приглушив голос, одними губами прошептал неугомонный юнец, до боли напрягши взор, но… Замершая едва ли в трех шагах от скорчившегося за постаментом парнишки фигурка осталась глуха к мольбам, застыв в пугающем безмолвии, бездумно цепляясь пальцами за гладкую кладку. Да чт… Мальчишка скрипнул зубами, мысленно помянув все смешки Черного: «Ишь, нашла время выделываться!» - Эй! – слегка повысив голос, зашипел, было, он, но тот час резко втянул голову в плечи, настороженно подобравшись: припомнишь тут веселые деньки, фыркнул сквозь зубы храбрый парнишка.
В сомнительной близости раздалось престранное шевеленье, впрочем, в скорости стихшее, но… Леворукий и все кошки его!
Ха! Стоило отметить, что отчаянный риск стоил всплеска леденящей радости, пережитой помянувшим былое мальчишке, пред озаренными таинством очами которого в нервное мгновенье всплыла зыбкая комнатенка, ветхая старушка-надсмотрщица и чей-то смазанный кулак. А в следующий миг ослепительную тьму разбила неумолимая вспышка! И парнишка, замигав от боли, страшно, торжествующе ухмыльнулся – Черный, там… и уже не больно. Совсем. Сей безумный, рискованный шаг с лихвой оправдался паническим затишьем, потому что… потому что, до крови закусивший губу юнец, не успев даже дернуться, узрел, как по недостижимой фигурке, обмершей на краю жаждущего мрака, пробежала легкая зыбь, тонкие пальчики с неожиданной силой стиснули гладкие камни, сжали окровавленное предплечье… А в следующую секунду храбрая девчонка резко содрогнулась, в порыве ликующего ужаса, начав, было, разворачиваться!
– Тихо! – едва не забывшись, чуть не рявкнул мальчишка, в последний миг успев смекнуть, что раскрывать свое местонахожденье в самом начале операции не слишком дальновидно, то ли дело под красный закат! - Не двигайся! – значительно сбавив тон, торопливо прибавил он, видя, что несчастная прачка, всенепременно внимая гласу неведомого спасителя, поверить, кажется, не может, что ее… что ее действительно решили спасти… - Они видят тебя, не забывай! А меня – нет! И не надо им, понимаешь?! Слушай… Ты меня слышишь?..
- Кто вы? - когда мальчишке уже начало казаться, что вся его затея летит под хвост закатным кошкам, и то случайное движенье попросту почудилось, прозревая всевозможный каприз Абсолюта… Ха, когда заледеневший от напряженья парнишка, преодолевая паническое отупенье, давил птичий крик, ветер донес до него… беззвучный шепот, расколовший едкую тьму. Сердце мальчишки перевернулось в груди.
Признаться, юный воспитанник его светлости не выругался в голос только потому, что был так счастлив, что не мог даже засмеяться, а вместо того попросту сложил под сердцем ладони и прикрыл на мгновенье глаза. Хм, голос прачки оказался чуть более низок и значительно более хрипл, чем могло бы показаться, но мальчишка равнодушно отмахнулся от столь неприметного факта, в конце концов, мало ли слез проглотила на студеном ветру глупышка, да и время-то поджимало…
- Тебе-то какая разница! - раздраженно оборвал бессмысленные расшаркиванья сей примечательный наглец, и, расплескав случайные тени, промелькнул над крыльями возвышенной защитницы, юркнув под птичью ногу. – Молчи и слушай! – парнишка обхватил пальцами ледяные перья и, остановившись в трех шагах от того места, где припала к стене измученная ночными приключеньями храбрая служанка, радостно шепнул: – Я тут, посмотри. Быстрее! Только так, чтоб эти не увидели…
Надо отдать девчонке должное - крошка оказалась не из пугливых, да и мозги у нее, удовлетворенно хмыкнул мальчишка, имелись, предприимчивые и острые, як шпага его светлости. Ха! Знай наших! Как бы невзначай подняв тонкую руку, на которой действительно имелась нешуточных размеров царапина, юная мисс ловко стрельнула глазами в новоявленного «защитника», не вывернув и худого плеча! А парнишка почувствовал, как спину согрело ледяное пламя, и что-то екнуло в груди – там… Скованный безмолвным, отрешенным восклицаньем, он наблюдал, как в густой ночной тени, сквозь вымазанные в побелке и присыпанные каменной крошкой кудри по нему блеснули громадные, умоляющие, влажные глазищи, и… Они действительно верят мне, едва не захихикал юный воспитанник его светлости, чудом удержавшись на месте, они мне верят, МНЕ! Эти глаза… какие страшные глаза, не могу видеть, им невозможно лгать, как же… я же ничего не могу, я сам в себя не верю, а что если обману? И не смогу спасти, да что я могу!? Как хорошо Черному, никто, наверное, никогда не смотрел на него так, да и откуда…
И…. неожиданно храбрый, глупый, странный мальчишка, коротко мотнув головой, но не отрывав глаз от пытающих пятен, улыбнулся, попытался, мужественно, с бесконечным упорством, титаническим усилием терзая мимические мышцы, улыбнуться, ухмыльнуться, оскалиться! Ему не следовало докладывать, что дерзкий волчонок соберано являет собой на редкость кислое зрелище и взволнован не шутку, что уж говорить, и до смерти взбешен, но! Возможно, почти убит! Но! Но не собирается сдаваться, и ее тоже вытащит. Так что… Не волнуйся, детка, прошлась по душе струна забытой песни, я спасу тебя, я от всего… тебя… спасу.
- Ты кто? – хотя мальчишка лицезрел лицо кухарки, не отрывая глаз, на сей раз, он не успел заметить, как шевельнулись ее губы, лишь в дрожании ресниц разобрав плач одинокого сердца.
- Макси, - не задумываясь, отрапортовал наглец и быстро приложил к губам палец: - а теперь молчи и слушай. Нам надо торопиться: тут сейчас все рухнет, ты была одна, держало с трудом, а сейчас и моя тяжесть, понимаешь? Сложность в том, что по тебе палить не станут, а вот по мне дадут разок, так что у нас есть три секунды на то, чтобы ты незаметно приблизилась ко мне, и мы с тобой бросились обратно, надеясь, что промажут, ага? В общем, пока эти не очухались, и карниз не рухнул вниз, и…
- А в комнате никого нет? – тихонько осведомилась девчонка, и парнишка едва не хмыкнул – хоть и не трусливая, а все равно недоверчивая!
- Да нет же, нет, - торопливо зашептал он, на сей раз почти улыбнувшись по-настоящему, - я проверил. Ты понимаешь? Все, не думай ни о чем. Медленно иди ко мне, ну же, отлепляйся от стены и иди ко мне…
- Боюсь, я не смогу. - Очень тихо, очень мрачно и очень твердо сказала незнакомая девчонка, и, плавно развернувшись обратно да просочившись сквозь липкую тьму, рассеянно прикрыла глаза, слегка запрокинув светлую головку. Что?! «Не смогу?! - едва не взвыл взвившийся мальчишка – чертов момент просветления! – Да кто тебя спрашивает сейчас, а?!»
- Эй слушай, ты! – зашептал он так тихо, что сам едва не вскрикнул. – Это нужно сделать, нужно, давай же, ты! Мы умрем из-за тебя, если ты не решишься, оба пропадем, ну давай же, давай! Двигай!
- Я боюсь. – Расслышал он сдавленный шепот и с жару хватанул себя кулаком по лбу.
- Ду-ура! – едва не зарычал взмокший до нитки юнец. – Нашла время! Чего тут бояться – просто иди вперед, я тебе дам руку, я тебя пойма…
Их прервал ужасающий хруст.
- Макси, где ты? – девочка молниеносно развернулась, и позабывший обо всем на свете мальчишка зачем-то рванулся вперед, и даже протянул мраку руку…
…Он лишь успел заметить, как приоткрылся ее рот, в миг обратившийся в гротескную воронку, и как испуганно расширились огромные очи, отразив искаженное беззвучным криком лицо некоего беспардонного глупца, ринувшегося наперерез смерти. Отразив раскаленный шкал, разметавший сизую хмарь, и подлетевшую к небесам длань!.. А в следующий миг! Катализатор, он же своеобразная пробка, он же - большая балка-подпорка, на коей некогда и застопорилось эпохальное паденье, с гадким скрежетом выстрелил вон. С сим и карниз разразился пьяной волной хрустящего «шампанского», хлестанувшей прямо и вниз. Коей, следовало отметить, всенепременно снесло бы дерзейшего юнца, не успей он машинально вцепиться в хвост медной «феи», тем самым, нырнув под крыло в обход каменному смерчу. Впрочем, парапет основательно тряхнуло, парнишка завалился к стенке, прочертив ногтями дорожку на гладком боку своей прекрасной защитницы, а девчонку сокрыл грохот обвала. Героический волчонок соберано не успел даже заметить, что произошло, рухнули ли они в пропасть али что-то отслоилось и неминуемо накроет в пару смешков, просто… Что-то забарабанило по спине, где-то что-то грохнуло, и… Когда дым рассеялся и стало тихо, он не успел даже прийти в себя, как, с трудом выкарабкиваясь из заветных крыльев, прыгнул вверх. И… едва не закричал от облегченья. А, прокашлявшись, уже и от ужаса.
Юная прачка, находясь не в лучшем своем положении, проживая не самый светлый из отведенных судьбой дней и полыхая смертельной бледностью (чему виной была, впрочем, и каменная крошка и пережитый ужас), бесспорно, была цела и невредима. Она даже успела отскочить за угол, а там отбежать подальше, но… но вот целый кусок карниза перед ней… и за… проглотили закатные твари. Мальчишка только охнул, не в силах вообразить, во имя каких сил малышке даровали спасенье, но то, что открывалось его глазам, служило примером чудовищного издевательства!
Маленькая прачка костенела на крошечном уголке карниза, на приступочке, бодро сыпавшей щебнем и проседавшей под владелицей, страшившейся случайного вздоха. О… Крохотная девочка стояла на балкончике едва ль полуметром в длину, а вкруг, кольцами поглощая свет, высилась непроглядная пятиэтажная чернота!
А он-то, он! Заглядевшись на картину столь колоритных свойств, мальчишка совершенно забыл о времени и, случайно качнувшись вперед, едва не клюнул носом искрящуюся каменной дымкой пропасть. Желудок тот час скрутился в тугую петлю, а под языком свернулся шершавый комок, залепивший горькой пакостью и небо и глотку. У когтистых лап прекрасной девы, и от правого крыла разверзалась мрачная пропасть, так вот, куда подевался этот кусок кладки! Да, стоило мне, парнишка прошелся холодной рукой по взмокшему лбу, скользнуть туда, так пиши… черт. Но позади, впрочем, мальчишка даже не подумал оглянуться, стыл небольшой, но крепкий пробег карниза, и таинственно мерцало спасительное окно, словом, захоти только, но… юнец не привык сдаваться без риска!
Впереди же… манила дыра в человеческий рост, которую невозможно было ни обойти, потому что идти было некуда, ни перепрыгнуть! Право, ситуация кренилось в чашу бессмысленной жертвенности, но они были живы, бездумно, потрясающе живы, ха! Но… действовать представлялось немедля, поскольку хрупкая уступка несчастной малышки рассыпалась буквально на гл… под ногами бедной крошки, внизу царил закатный мрак, а сметенный воспитанник его светлости Первого маршала Талига герцога Рокэ Алвы только и мог, что цепляться за лапы свой безмятежной защитницы и кусать от боли и крика губы, вперед…
Но вперед было нельзя! До островка безмятежности, на коем схоронилась беззащитная прачка, было ни как не меньше полутора метров, а за ним отрывалась беззубая лунная дурь, вот если бы только… Мальчишка неожиданно мигнул и, быстро смахнув со лба белесый пот, шустрой сойкой сполз с когтистой бронзовой ноги. И, уже не обращая никакого вниманья на возможность быть подстреленным, яки любопытная, но бесполезная дичь, стремительно взвился на самое крыло, зависнув над черной пропастью.
- Эй! – почему-то шепотом, хотя после этого прятаться уж точно не имело ни малейшего смысла, начал мальчишка, но поняв, что девчонка, верно, вновь взявшись ломаться али вдруг помешавшись от ужаса, отзываться решительно не желает, почти перешел на крик: - Ты! Я не знаю, кто ты, ничего не бойся, ничего… - голос мальчишки срывался от слез и страха, но он неумолимо продолжал взывать, не щадя ни себя, ни малышки (не до того!), и совершенно не задумываясь над тем, чтобы сказал бы в этой ситуации Черный. Он полыхал нестерпимо и дерзко, горел одиноко, и, возможно, бессмысленно, но… не желая сдаваться! - Ничего не бойся! Я спасу тебя! Слышишь меня! Ты!..
- Меня уже не спасти. – Неожиданно проговорила хрупкая прачка и, неспешно качнувшись, плавно развернулась, затанцевав в напоенном невыносимым жаром пространстве. Мальчишка мигнул. Она… была цела, хоть и бледна необычайно, но в ее глазах стыло что-то такое, от чего у парнишки помутился взор и зубы заскрежетали… Эти глаза… нет.
И он, окончательно позабыв обо всем, одним головокружительным рывком скользнул на самый край и, прыгнув на живот, свесился над пропастью, оставив в безопасности лишь ступни, по самые щиколотки, коими и обвился за медную шею. Он уже не мог, не хотел, не желал слышать, как кренилась и проседала перед ним старая статуя, как не мог и вообразить, что пылким жестом разрушил жалкое равновесие, он видел… Видел только эти помертвевшие, потерявшие надежду глаза!
Черт! Глотая слезы, беззвучно рычал чистый, сильный и странный мальчишка. Да что видела эта девчонка, билось в его висках и жгло его сердце, что она видела такого, чего лишилась, чтобы… Чтобы сметь! Чтобы сметь, по губам скользнула соленая искра, ТАК смотреть! Это же были, парнишка не глядя смахнул правым плечом со щеки что-то мокрое, не переставая тянуть к ней обе руки и задыхаясь мучительной надеждой, это же были мои глаза! Не удивительно, что я был так смешон Черному, если смотрел на него так же! Никогда! Я больше никогда не позволю никому иметь такие же… Даже пусть это будет… Где-то что-то хрустнуло, но парнишка упрямо хмурился, вытягиваясь в ослепительно прекрасную, грациозную струнку, даже если… моя жизнь вдруг оборвется, я не позволю больше никому думать, что он настолько… в этой жизни… одинок.
- Эй ты, идиотка! – закричал он что было сил. - Дура! Что, сдалась уже, да? В штанишки наделала, м?! Да ты хоть знаешь, как было бы круто поиграть тут, а?! Вот представь себе, ты - там, рядом с тобой обрыв, за спиной стена, и хана нам обоим… Дура! Ты такая дура, что не замечаешь, как же это весело! Как же это весело - умереть после того, чтобы мы видели, потому что это было действительно все.
- Я - дура?! – неожиданно громко пискнула вспыхнувшая девчонка, резко вскинув голову и с уничижающей снисходительностью взглянув на распростершегося над жадной пропастью мальчишку. Пф, сколько возвышенной царственности и непередаваемого высокомерия было во взоре, коим хрупкая прачка безжалостно пронзила досадного наглеца, выстрелив тому в самое сердце! Но мальчишка лишь подавил довольную ухмылку – успел уже насмотреться на таких, гордые, да? – Да как ты смеешь, жалкий слуга, так разговаривать со мной! – ее низкий голосок зазвенел, и личико юного воспитанника его светлости перекосило от радости. - Да ты хоть знаешь, - парнишка едва не прыснул, какой она вдруг стала важной! – что за персону смеют лицезреть твои жалкие очи?!
- Это кто тут слуга?! – в свою очередь смертельно оскорбился мальчишка, по выработавшейся за месяцы общения с одним до странности забывчивым субъектом привычке с готовностью подхватив лишь часть блистательного монолога. – На себя посмотри! Стоило ли так стараться, - как бы обращаясь к самому себе, в сторону громко пробурчал сорванец, – ради какой-то королевской прачки!
- Пра-а-ачки?! – аж задохнулась чудная девчонка. – Да я… Я…
- Мне плевать, - весело крикнул мальчишка, последним, бесконечно сильным рывком, вытягиваясь, что было сил, - кто ты, чертова дура! Но… Немедленно прыгай, если тебе не слабо! А я тебя… обязательно… поймаю. Пры-ыга-а…
…В ушах сумасшедшего мальчишки стучала адское пламя, где-то бились отчаянные крики, снизу шуршало и скрипело, а он смотрел в черные, бесстрашные, оскорбленные глаза, и думал о том, что Черный, должно быть, не слишком-то разозлится, доведись «его волчонку» умереть за какую-нибудь - пф! - избалованную принцессу.
- …Стреляйте, олухи, ну что же вы! Стреляйте!.. Сбейте этого идиота! Его будет легко достать…
- Прыгай, - заклиная, твердил он, но прачка оставалась холодна и престранно недвижна. – Да не бойся ты! Ничего не бойся! Ты только прыгай!
- Я… - и в тот самый миг, когда сердце мальчишки ласточкой заметалось в груди, около его уха взвизгнула смертельная капель, а на спину почему-то посыпались мелкие камешки. Парнишка затряс головой, невразумительно зарычав, но, вторя неописуемой вздорности прославленного кумира, не пожелал даже оглянуться, а у нее! У нее неожиданно нашлись слова, и, сделав вперед героический, последний, внушительный шаг, и не обращая ни малейшего внимания на то, что подол рубашки хлещет ненасытный голод, а волосы стираются в ночь, юная прачка гордо воскликнула: – Ах, презренный конюх, да будет тебе известно, что я не мало «не дура», и, ежели уж на то пошло, - дурак! Я – твой законный король, несчастный глупец! – взревела заплаканная «малышка», метнувшись вперед с вывернутыми навстречу ладонями: - Я - Карл Оллар, великий повелитель Талига!..
Нет.
…И в ту же самую секунду, отнюдь бездонным очам мальчишки, что, растерянно дрогнув ресницами, пугающе расширились, сбитые пальцы, тем не менее, крепко-накрепко стиснули в ладонях тонкие запястья Его Королевского Величества.
Карл Оллар?..
Взор померк, виски расколола ледяная молния, а в спину будто бы всадили тысячу иголок, но мальчишка упрямо не желал отпускать эти яркие, надменные, испуганные очи.
Да я же знаю, знаю, Разрубленный змей, где мне доводилось слышать это имя! Это же…
Лицо парнишки исказила гримаса. Оскалив ухмылку и мужественно сопротивляясь Закату, он изо всех сил напрягал колени, силясь вытянуть на расшатавшееся от напряженья крыло «воительницы» хрупкую ношу, обратившуюся в необъятное ярмо.
Это же тот самый король, ради которого…
Руки жгло немилосердно, ну и весит же она… тьфу, ты, он, а с виду казался таким тощим!
Очи заволакивал кровавый жар, запрокинутое к свету личико подозрительно расплывалось, темнело, мерцая в алчущем мраке, пачкающем лунной дурью незабвенные, незапятнанные… Мальчишке даже почудилось вдруг, и нет никаких сил протереть предплечьями глаза, с коими явственно творится какая-то чертовщина… Померещилось, что за прорванную воздушными крюками юбку малышки цепляются черные, изрытые проказой, дисгармонично тонкие руки, а там внизу кружат неисчислимые глотки, и стонут, стонут, стонут, и тянут, жадно посверкивая лиловыми глазами, твердо и упрямо тянут себе в пасть. Право, ему пришлось даже позволить себе на мгновенье зажмуриться, чтобы увериться в мысли, что возникшие на пропыленной коже мерзостные, гнилостные пятна лишь…
Разве я могу позволить себе сдаться? Даже если тот самый король…
…Стоило признаться, что юный воспитанник его светлости герцога Рокэ Алва, достопочтенный наследник лучшего капитала королевства и новоявленный принц Кэнналоа… . Юноша, обладающий взрывным характером, и являющийся владельцем самого исключительного норова во всех Золотых Землях, за правом, разве что, именитого «папеньки», что, впрочем, не имеет ни малейшего отношенья к данному вопросу и не изменяет политической целостности вышеозначенного вельможи, словом, возлюбленный подданный Его Величества Максимилиан Алва… тяжело, печально и очень… страшно ненавидел короля Талига Карла I Оллара.
Он… услышал о нем случайно, по привычке разобрав чужой разговор, имевший место состояться в хорошо известном всем кабинете. Подслушал, но… не испытал, сказать по чести, особого удивленья. Что ж, думал в те поры юный Макси, какой черт не шутит тем, что в каждом сказочном королевстве на золоченом троне восседает напыщенный королек? Но… с тех самых пор странный, отрешенный и глубоко печальный мальчишка, молча поджав губы и приподняв треугольный подбородок, с присвистом выдохнул, от боли сложившись пополам.
«Ненавижу, - с неприятным, беззвучным смешком выдавил он и, упав на колени, ткнулся носом в знакомое кресло, распахнув невидящие, запорошенные жаждой глаза, - ненавижу, - слегка покачиваясь и елозя лбом в бархатной перине, почти мурлыкал парнишка, - как же я ненавижу, а ведь клялся… Сколько раз я клялся себе не ходить по городу с таким лицом?! Но… пусть это смешно, я… так!..»
Сказать по чести, юный Макси, в сущности, никогда и не верил в то, что Черный… взял его на совсем. Ха, думалось ему, корчащемуся в подушках, мало ли я видел таких «благодетелей»… но не устал надеяться, как... глу-упо, но ха! Предположим, богатому разбойнику захотелось поразвлечься, как не понять, всех изысканных джентльменов всегда мучит безнадежная скука, вот прекрасное чудовище и нашло себе игрушку, словом, безделица действительно оказалась на редкость забавной, отличившись способностью разбавлять иссушающий голод. На время. Пф, разумеется, не навсегда…
Ха, естественно, смешно и подумать, что найдется такой идиот, что… ха! Он… честно говоря, никогда и не мог до конца уверить свое сердце в том, что Черный… принадлежит ему одному. Ему? Да есть в этом мире что-то, что действительно до кончика своего пальца - мое, Леворукий и его кошки, кроме проклятий, коими осыпала меня моя бедная больная мать?! Почему-то мне казалось, с хрустом ломаясь, беспамятствовал парнишка, что что-то столь… высокой ценности, что-то, за чем все охотятся, могло добровольно подарить себя… жалкому, черному от копоти грехов недоумку! Но, надо отдать Черному должное, он… играл свою роль оскорбительно пылко, впрочем, как и все остальные, и мальчишка действительно… каким бы наивным дураком ни был, в какой-то немыслимый, ослепительный миг… на секунду, на сущую секунду, а поверил в то, что он для Черного – единственный.
Но… но плавающий в море слепящего, невозможного восторга юнец едва не задохнулся, с грохотом обрушившись на скалистый берег! Но где же он впервые мог услышать о том, что есть в мире такой человек: далекий человек, мертвый человек, грязный человек, чистый человек… грешный человек. Живой?.. «Король»! И этому самому королю (по чести следовало бы отметить, что тогда юный воспитанник его светлости еще не знал, что это такое, но сразу невзлюбил и до глубины души возненавидел сего спесивого болвана!) ничего не стоит приказать своему блистательному маршалу… ну, предположим, взять пистолет. И тот действительно, не моргнув и глазом, отдаст слуге необходимый приказ, и сделает больше, сам возьмется засыпать пороху! А… ежели такой король, скажем, вдруг прикажет своему маршалу в упор застрелить какого-нибудь глупого волчонка, он… и не подумает задуматься, нет-нет. Черный исполнит приказ. Это же Черный, в конце концов, он всегда все решает… сам.
…Краем глаза мальчишка успел заметить, как из-под монументальных ног-лап прекрасной девы брызнули предательские камешки, и… понял все. Ха, судьба разбивает наши карты, Черный, но тебе-то плевать на ее козни, но как быть мне?! Но мне же… Его светлые, прозрачные глаза мигнули, вспыхнули удушливым жаром. Все равно нечего терять! А вдвоем они на эту дуру точно на залезут, а если залезут, то опрокинут обязательно, а вот кто-то один…
Карл Оллар значит? Король, да?
Мальчишка сжал побелевшие от напряженья губы, и…
Я могу ненавидеть его и про себя, ведь… правда?
…и страшным, могучим, монументальным рывком перекинул через себя эту глупую… этого глупого недо-принца, успев заметить, как тот, кувыркнувшись через пятки, резво откатился к заветному окну. А я… И… не успев даже хмыкнуть, с грохотом, презревшим сотни тысяч закатных врат, вслед за отдавшей душу воительницей, в бриллиантах лунных шариков рухнул вниз!
…Ненавидеть короля, который для Черного всегда будет важнее меня, ради которого Черный убьет… и, не приведи солнце, умрет сам?! Ненавидеть фигуру, болванку, свет от тени на троне, по немедленному вздоху коего ты… мой дорогой друг… сотрешь в порошок и Эмиля, и дядю Робера, и господина Ли, и… даже противного Усача, я, правда, мог бы его ненавидеть… Мальчишка прикрыл глаза, властная дева накрывала его своей тенью, смешно, он парил лишь секунду, но ему в том чудилась вечность… Я мог бы ненавидеть короля. Его! Но не этого сопливого мальчишку, который, по губам прикрывшего очи юнца скользнула последняя улыбка, улыбка свободы и крика, все-таки стоит чего-то такого, что и говорить!..
…Ох!
Глотку неожиданно сдавило, и мальчишка, нелепо болтнувшись в воздухе, в мгновенье задохнулся жгучей болью, зачем-то рванув пальцами воротник, еще раз, и… недоумевая да испуганно сипя, поднял налитые кровью глаза: в лунной пустоте мертвенно мерцала тонкая женственная кисть. …Впрочем, юное создание не успело даже растеряться, ощутив, как сила чудовищной мощности перехватила его за шкирку и дернула вверх и в бок. Мальчишка запоздало мигнул. Над его головой стремительно закружился бархатный шлейф венценосной занавеси и кусочек серого неба, и юный воспитанник Первого маршала Талига… с грохотом запутавшись в аристократическом кофейном столике, нелепо кувыркнулся в роскошный морисский ковер. Что?..
Кое-как прокашлявшись и подтянув гудящую голову к разъезжающимся коленкам, он, чувствуя, что заживо примерзает к ковру, приподнялся на локтях, отказываясь верить своим глазам. Н-ет, мысленно залепетал потрясенный «возвращенец», быть не может, чтобы… А роскошная стройная фигура между тем неторопливо прикрыла створки и, с устрашающей медлительностью оправив великолепные занавески, отступила к камину, сняв с полки кроваво-красный бокал.
Ой-ой. Парнишка застучал зубами, вот болван! Какой же я болван, расширяющимися от леденящего ужаса глазами следя за неторопливыми, исполненными грациозной истомы жестами Черного с ужасом, сознавал он, глупый, неповоротливый олух! Сердце несчастного белокурого юнца воспламенялось от страшного прозренья. Смерть…. Нет, и умереть было бы не страшно! Ничто не страшно, ежели б Создатель поделился с его непутевой головой знанием, над каким окном решил справить свой концерт Его Величество, он не то, что сам бы не вопил, как нашкодивший котенок, так мигом приказал и саому королю заткнуться, потому что… Право, смерть… Ха! Сама смерть отступала перед этим безмятежным синим взглядом, холодным и бесконечно пустым. Нет! Умереть быть решительно не страшно, торжественно покивал сам себе мальчишка, а вот держать перед Черным ответ… Это было просто убийственно невозможно! Но какой же он потрясающий болван…
Парнишка настороженно сел, пронзив равнодушный черный шелк пристальным взглядом, потом медленно встал, боясь вздохом али неловким жестом разрушить странное оцепененье, сковавшее удлиненную, но не лишенную своеобразного блеска залу. В царствии мрачной пустоты властвовало непривычное запустенье, но мальчишка ясно слышал, как за окнами кто-то кричал, под дверью носились слуги и, кажется, распекали кого-то, а тот не успевал отчитываться, а только испуганно огрызался, и где-то плакал маленький король… А Черный молчал, затих и успевший не на штуку встревожиться мальчишка. Маршал… смаковал вино, поглаживая тонким пальцем взгромоздившуюся на каминную полку небольшую керамическую плутовку и, казалось, был поглощен сим безмятежным, легкомысленным созерцаньем, но что-то…
А еще Черный по-прежнему демонстрировал взволнованному и растерянному воспитаннику безупречный крой военного мундира. Но что-то… Мальчишка мигнул. Было не так.
Его отрешенный взгляд бездумно скользнул по припорошенному военной документацией и письмами столу, нет, мысленно поморщился парнишка, это все не то, это… Вот в этом-то не было ровным счетом ничего необычного: Черный всегда подходил к своим делам четко и вместе с тем удивительно небрежено, но и в самом пылком беспорядке, что неизменно брался устраивать в делах адской важности, маршал никогда не терял цепи рассуждений, и умудрялся не упускать и самой вздорной детали! Но почему-то… сейчас… Кабинет, выделенный в распоряжение Первого маршала, все же располагал небольшой чугунной софой, в дальнем углу, в небольшом алькове, аккуратно прибранном ручной работы кружевным тюлем. Озаботились, вспомнили, мерзавцы, что Черному иногда все же стоит прерывать свое героическое бденье! Она, мальчишка подавил нервический вздох, она была разобрана, пышные одеяла и подушки возбужденной пеной опадали на пол, водопадом лились пледы и покрывала. Так значит, он… Взор парнишки на мгновенье померк, он склонился над руками. Значит, я все-таки разбудил… Болван!
Но, тем не менее… Он должен что-то сказать, спустя минуту невыносимой тишины с содроганьем решил юнец. Я же не могу сдавать отчетность о свершенном без долженствующего кивка командующего, он должен что-то сказать, хоть что-то…
- Максимилиан… - мальчишка вздрогнул и молниеносно вздернул подбородок, пытаясь разобраться, какая взбучка его ждет и, тем не менее, недоумевая – он ведь спас короля! Спас того, кто так важен, важнее всех, разве это… плохо? Разве не для этого все они живут, не в этом видят свой глубокий смысл?! - Вы испачкались. – Герцог медленно развернулся, и мальчишка невольно вздрогнул. Черный… Ах, нет, это совершенное лицо было неизменно спокойно, пожалуй, даже чересчур, а временами и вовсе обращалось в алебастровый лик миротворца, холодным огнем поглощая крик ужаса, но что-то… что?! Парнишка торопливо опустил глаза, маршал заглянул в свой бокал: – Скверно… А ведь у нас завтра торжественное представление Его Величеству, я, кажется, уже говорил об этом, не припомню, но разве вы забыли…
Вот оно, мальчишка присобрался, вот сейчас он скажет, где мне надлежало находиться, а потом, по своему обыкновению, притворившись, что забыл, с чего начинал, равнодушно покивав, сообщит… Ну, сообщит, что все-таки недурственно, что все так вышло, а я оказался там, где оказался, но наказанья не…
- …что глупо пачкать новое. – Юный воспитанник его светлости почувствовал, как что-то стиснуло сердце, и от неожиданности едва не вскрикнул. А герцог по-прежнему не желал взглянуть на своего верного волчонка. Леворукий! Да, парнишка отнюдь не страдал отсутствием воображенья, а потому не мог не сообразить, что пора, пора докладываться и знать честь, что Черному необходимо выспаться, но… но что-то все равно было не так! И от подобной неопределенности сводило скулы.
- Да мы… уже познакомились, - нехотя сообщил парнишка, поняв, что расспросов ему не дождаться, - он… не плохой, - добавил, подумав, что надо то-то добавить. - Только… - мальчишка вздохнул, выдохнул и решился: - Плачет, - коротко бросил юный воспитанник его светлости первого маршала Талига и, быстро утерев кулаком чумазый нос, бросил: - как девчонка.
Герцог молчал, лицезря кроваво-красный огонь.
- Я… Да, я прекрасно знал, что мне было нельзя покидать свои покои, я помню твою прос… Твой приказ, но, - мальчишка бросил на своего маршала неуверенный взгляд, но ответом ему служила гулкая, зловещая тишина. Тогда юнец тряхнул непокорной головой и, прикусив губу, возвысил голос: - Я все знал, а потому беру ответственность за произошедшее на себя, но здесь… на новом месте, совсем не так, как дома, мне было неудобно, надо было разведать… Только успел разобраться, что к чему, и тут услышал, как она…. В смысле, - замялся на мгновенье парнишка, слегка растерявшись, - он ревет… Вышел на комнату, а там… Все разворочено, балдахин продран, верно, пытались шпагами достать, да не попали, стулья вверх тормашками, в шкафах дверцы переколочены. В общем, эти под окном, а малыш от них успел только через подоконник перескочить, а что дальше делать – не знает, кстати! – аж подскочил вдруг мальчишка, взвившись в струнку. – Злодеи! Ну, которые хотели похитить Его Величество. - Задыхаясь, пояснил он на безликий взгляд свысока. - Они… Их поймали, Черный, надо немедленно сообщить, отдать приказ о… Ну, чтобы перекрыли все выходы, чтобы бросились в погоню…
Но мальчишка не успел сделать к двери и шага, как перед ним выросла, сардонически кивнув лунному диску, властная тень. Право, герцог не коснулся его и пальцем, но парнишка, в миг побелев, як легкомысленный порох, растерянно пошатнулся, распахнув обратившиеся в черные кляксы прозрачные очи. Маршал же равнодушно отвернулся к камину, но почему-то его узкая ладонь твердо и неумолимо уперлась в кованые створки, неоднозначно преградив юнцу выход.
- Надо, - шепнул посеревший мальчишка, не услышав своего голоса, - сообщить…
- Зачем.
Сердце мальчишки стиснула болезненная петля, мучительный жар сковал душу: голос Черного был холоден и колюч, як морозные искры.
- Чтобы… - парнишка сглотнул, собираясь с мыслями. Герцог величественно опустил голову, заглянув ему в глаза, и юноша почему-то зажмурился и, неловко подвернув ногу, отскочив к стене. Но тот час, стиснув похолодевшими пальцами спинку вывернувшегося из-под локтя стула, мучительно выдохнул: - Чтобы этого больше никогда не повторилось, чтобы никто не пострадал, а завтра… Завтра все прошло так, как хочешь ты!
- Вот я и говорю. - Маршал вдруг неторопливо шагнул вперед, и мальчишка неожиданно ощутил, как что-то отчаянно жжется, мешает вздохнуть, раскаленной спицей впиваясь в дерущее глотку сердце, неужели… - Ответьте же мне, Максимилиан, - и когда герцог остановился едва ль в трех от него шагах, в шаге, подошел так близко! Парнишка резко, непримиримо, с отчаянной гордостью вскинул подбородок, вскинул и, беззвучно проглотив слезы, нервно отер дрожащими пальцами сырые щеки. – Зачем? – вопросил его холодный, мертвый голос, а на стену рядом рухнули тонкие руки, пригвоздив к полу посеревшего от боли юнца. – Зачем? – хриплым шепотом спросил у перекошенного от боли личика своего воспитанника Первый маршал Талига, с равнодушным, но насмешливым интересом склонив голову к плечу.
- З-зачем? – грудной глас парнишки сорвался в тающий сип, но в следующую секунду он, мужественно стиснув губы, в миг освободившись от страха и наступив на горло мучительной боли, решительно вырвался, выкатившись на середину комнаты и застыв в оцепенении пред… врагом? Леворукий разберет! Мальчишка закрыл глаза, взывая к спокойствию и призревая пламенный жар, а потом… распахнул полыхающие нетленным светом очи, криво ухмыльнувшись. – Зачем? – крикнул он, зашептал, возможно: - зачем?! Затем, чтобы… чтобы ты был счастлив! Черный, ты знаешь? – и губы несчастного, побелевшего, взмокшего парнишки тронула страшная улыбка: - Он ведь остался жив, не зря вы рвете задницу! Так какая разница, черт побери, и почему я вообще думаю об этом?! Зачем я…
- Понимаешь?! Какая… какая кому… - и, разом ощутив, как устал этой бесконечной, кровавой, ледяной ночью, юный воспитанник его светлости медленно кивнул, хрипло засмеялся и, опершись на спинку кресла, с резким вздохом опустился на пол, откинувшись на стену да прикрыв глаза… - Так какая тебе разница, умру я, - выдохнули его запекшиеся губы, - или нет?
- Ведь раз он спасен, - бормотал, погружаясь в оглушительное забвенье, странный мальчишка, - раз он в безопасности, и жив, так какая, в сущности, разница, умер бы я или остался жив, даже если ты! – тут парнишка неожиданно взвился на ноги, и, бросившись вперед, лихорадочным рывком вцепился в длинные фалды маршальского сюртука. И… дернул! Еще раз, соскользнул, прочертив пальцами змеистые дорожки, но тот час вновь стиснул в кулаках липкий шелк и величественный бархат и, закинув залитое слезами лицо, крикнул в бесконечно прекрасный, божественный и равнодушный лик: - Какой смысл в моей жизни, даже если ты по его приказу выстрелишь мне в лоб, какой смысл мне быть живым, ежели я не успел спасти твоего короля?! Если есть в этом свете кто-то, кто для тебя важнее… важнее меня!..
- Максимилиан, - мальчишка почувствовал руку на своем плече, лишь когда тонко хрустнули кости. Он не закричал, но побелел еще страшнее, хотя больше, казалось, было просто невозможно! – Мне жаль, - сквозь дымку дрожащего изумленья услышал он и моргнул побелевшими от тоски глазами, всмотревшись в неподвижное лицо своего маршала: - но сейчас вам представится редкая возможность рассмотреть своего «крутого парня» со всех сторон, право, надеюсь предупредить, что ни одна из них не может сказаться вам положительной. Я демонстрирую себя не то, что охотно, но находясь под влияньем того редкого чувства, коего мне, пожалуй, и не доводилось испытывать ранее по причине исключительной лености. Посмотрите, Максимилиан, - у своего уха услышал остолбеневший от удивленья мальчишка, - я просто… в бешенстве. Неужели вам, - боль становилась нестерпимой, но парнишка потрясенно молчал, сверля обезумевшими от счастья очами лицо, что свергло звезды и побудило померкнуть солнечный свет, ныне склонявшееся все ниже и ниже. О, в тех самых глазах, кои, бывало, частенько прославляла вся творческая знать королевства, плескалось незнакомое, упоительное чувство, в их необозримой морской глубине спокойно разгоралось дикое пламя, кое обезумевший от радости парнишка тот час счел необычайно… драгоценным. – Неужели, - меж тем с иронией размышлял Черный, - вам хочется добиться, не смотря ни на что… Что ж! Извольте!
Мальчишка неожиданно отлетел к двери, и боль прошла, как по мановенью волшебной палочки, но восторг остался, остались слезы!
- Хорошо, - с издевкой поклонился герцог и упруго шагнул вперед, - вы не оставили мне выбора. Итак…
…А в следующую секунду мальчишка невольно подался назад, но не потому, что испугался или был слишком изумлен, сметен и смущен для того, чтобы вспомнить, что изредка следует дышать. Нет! Он был вынужден сесть и дернуться от испуга, потому что маршал неожиданно резко шагнул вперед и, преклонив колено, грациозно склонился над ободранными костяшками его правой руки. Макси мигнул, кисти коснулось обжигающее дыханье, а Черный… Мальчишка отрешенно созерцал рассыпавшиеся над коленками роскошные базальтовые локоны, твердую линию безмятежных плеч и белоснежные пальцы, обхватившие его смуглое, перепачканное в известке запястье. А когда же герцог, наконец, поднял глаза, но только глаза, по своему обыкновению, и не подумав отнять губы, из его горла вырвался жалкий, неловкий и растерянный звук. И блистательный воспитанник его светлости, неутомимый, дерзкий, яркий и ослепительно неукротимый Максимилиан Алва беззвучно заплакал от перехватившего дыханье восторга.
- Я люблю вас. – Слышал он, отказываясь верить своему счастью. – Для меня в этом мире нет никого и ничего дороже. Не потому что я уже что-то потерял, просто никогда и не было. Если вы умрете, они все, - глаза парнишки распахнулись, и он уставился на герцога с самым забавным выраженьем чумазого личика, - погибнут тоже. О нет, я не буду мстить, это, скажем так, не… в моем духе, я просто… их уничтожу. Ведь мне нечем будет заполнить ту пустоту, что вы сейчас забираете себе, сами того не подозревая. В этом мире, - синие глаза горели, сияли, как последние звезды, и зачарованный юнец, пораженный сей ненасытной чистотой, замер, растерянно улыбнувшись, - нет ничего, что дарило бы мне покой, кроме вас. Я забыл, когда я ел в последний раз и спал, теперь же ваш голод питает мою пустоту и делает ее еще страшнее, но и шире. Раньше… мне казалось, что во всех Золотых Землях не сыщешь никого грязнее и старше, но с вами… - маршал вдруг осекся, отстранился и, значительно осмотрев мальчишку с ног до головы, тихо продолжил, выделяя каждое слово: - я осознал, что в моей ноше нет ничего сверхъестественного, я просто перестал обращать внимание на предназначение. Отнюдь, я не смирился с судьбой, но у меня появился смысл быть… крутым. Вы понимаете? Ты… понимаешь? Максимилиан…
- Я… - хрипло начал, было, мальчишка, не в силах отвести глаз от лица герцога, но вдруг злокозненно ухмыльнулся и, стремительным прыжком отринув разделявшие их секунды, отчаянно, сорвав вздох лающим карканьем и ликующим вскриком, впился белоснежными острыми зубами в расцветшую, словно диковинный орнамент, под лилейной кожей венку, чуть выше ключицы. И, с урчаньем прикрыв глаза, замер, давясь слезами и смехом. – …Видишь? – наконец, не отстранившись, но лихорадочно слизав не успевшую скользнуть под сюртук черную струйку, выговорил, наконец, наглец, со смехом содрогнувшись. - Я буду делать так каждый раз, когда мне начнет казаться, что ты обо мне забываешь. Зубы волка… я ставлю ими это клеймо. Отныне ты мой, ты понимаешь, а, Черный?..
Но парнишке осталось лишь изумленно затрепетать ресницами – его собственная рука, та, на которой стыл высушенный пеплом поцелуй, слегка засаднила. Когда успел обже… Парнишка растерянно отстранился, опустил глаза, и… ошалело мигнул: по костяшкам беспечно расползались восторженные алые кляксы.
- …И ты не забывай. – Обронил герцог, поднимаясь и отворачиваясь к окну (отворачиваясь от раздирающей окровавленные губы юнца дрожащей улыбки). – Ты принадлежишь мне. Не смей думать ни о ком… больше никогда, кроме меня, слышишь? Особенно, - после короткой паузы прибавил маршал, устало прикрывая ладонями глазные впадины, - о всяких там королях…
Этой ночью юный воспитанник его светлости остался коротать последние часы на узкой армейской кушетке, кою принял за великолепную софу, а Первый маршал Талига предпочел сему диковинному измывательству небольшой дворцовый пуф. Чуть рассвело, успевшие за ночь не раз поседеть служаки, заглянувшие, было, осведомиться о дальнейших действиях герцогства, ревностно вымелишь вон под взбешенными пищалями, коими их пронзил взор вздорного… «волчонка соберано». Мальчишка поиграл бровями, кинул многозначительный взгляд в расположившееся по правую руку небольшое рабочее кресло и, кивнув взвившимся порученцам, одними губами велел дражайшим сударям обождать в коридоре. Впрочем, спустя без малого десять минут, когда дерзейший юнец выскользнул из-под одеяла, с сим следует заметить, побоявшись даже приблизиться к кованым золотом бархатным подушкам, а приняв решение потихоньку выскользнуть за дверь, он… Он едва не задохнулся от ярости, будучи остановлен напевным вздохом, тронувшим до небес:
«М-м… Максимилиан, - сонно пропел знакомый баритон, - вчера мне имело наглость почудиться, что вы, признаться, не горите особым желаньем встречаться с Его Величеством, прошу прощенья, как я мог так ошибиться! Тем паче, что наша аудиенция назначена на два часа пополудни, а недавно едва пробило шесть, но, ежели вас терзает героическое желанье немедля преклониться возлюбленному сюзерену, то в моих ли силах будет просить вас обождать хотя бы до часу… Ах, вам не терпится. Ну что ж, что ж, не смею вас задерживать…»
Макси стремительно развернулся на каблуках, точно его приложили каленой саблей, и, негодующе полыхнув ноздрями, презрительно фыркнул. Вот так: «Пф!..». А в мыслях чертыхнулся: «Нет, этого парня мне не переиграть, уж слишком уж он… крут!».
…Позже, опоздав к началу официального марафона ровно на двадцать пять минут из тридцати положенных, Первый маршал Талига и его воспитанник, наследующий титул отца по прямой линии и являющийся собственником всего имущества семьи Алва предстали пред светлые очи своего господина – Его королевского Величества Карла I Оллара. И хотя Его Величество сохраняло бледный вид, и после ночных треволнений, выдержав беспредельные потрясения, являло собой образец классического выходца, тем не менее, оно милостиво поприветствовало своих верных слуг, ничем, впрочем, не отметив заслуги последних.
Придворные, многие из которых видели пресловутого «волчонка соберано» впервые, но осаждавшие сколько-нибудь именитых знакомцев маршала и ради такого дела презревшие священный страх пред «ледяным Ли», успели всласть наглотаться сплетнями, а так же ополоуметь от любопытства, ломали глаза, пытая огненными взорами великоватого сорванца, слегка, пожалуй, чуточку излишне раскрепощенного для своих неполных десяти лет, и отличного словно лед от пламени от своего названного «опекуна» и папеньки.
«Что за диво», изумлялись они, покуда оба кавалера торжественно преклоняли колена пред королевским троном и произносили долженствующие клятвы и восхваленья, высок, неприлично высок, а эти кудри! Да их же не возьмет не одна щетка, странный цвет - и не белый и не русый, Леворукий знает что! А где же прославленные вихры папеньки, черные, як вороново крыло?! Взять попечительство над ярким блондином! Ах, нет, положительно, эти Алва все кругом сумасшедшие. И где же только, презрительно щурились они в спины уходящим, он нашел такой нос, удивительно нескладный нос, весьма и весьма недурственный, впрочем, прямой и острый, но слегка вздернутый?! А глаза?! Ах нет, они имели свой оригинальный цвет, но откуда подобной экзотике взяться у чумазого сельского оборванца?! Впрочем, давая окончательную оценку внешности юного наследника самого впечатляющего титула и состояния королевства, лучшие столичные модники сошлись во мнении, что юноша, хоть и блистает и впечатляет, все же не по годам дерзок и сметлив, а в этом-то уж точно нет ничего хорошего!
Но Его Величество, кажется, остался доволен визитом, тем паче, что сужденья «неотесанного конюха» ослепили взоры и бывалым «вельможам»! Ха! «Навозный» мальчишка поразил не только лучших придворных кудесников знанием дворцового этикета, явив отменную подготовку во всех областях и сумев поддержать хитрую беседу на все возведенные льстецами темы, но и указал на существенное расхожденье в воспитании самых обласканных наследничков королевства, не посрамив ни учителей, ни опекуна! К слову, последний, по своему обыкновенью, шокировавший дам хищной улыбкой и успевший напоследок подмигнуть шепотку завистников, пресекшемуся в раз, разумеется, даже не соизволил оглянуться на выделывающего умелые кренделя мальчонку, а лишь лениво прищурился. Издалека.
«Нет, где-то что-то проглядывает, и на солнце бывают пятна! – пыхтели возмущенные «бароны», тиская воротнички обожаемых чад, - все-таки, у него странный слог и иногда, задумавшись, он произносит слова, о смысле которых нам приходится только догадываться, но, тем не менее, - гомон согласно переглянулся и удовлетворенно кивнул, - он не так уж и плох. …Как второразрядный дворянчик! Но как замена одному из именитейших вельмож королевства?! Ах, какой неслыханный скандал, какой неслыханный скандал!»
- А… Да! - серьезно кивнул завороженный блеском дам и галантностью кавалеров мальчишка, но тот час встряхнулся, почувствовав на плече знакомую руку, на сей раз – горячую, как угли. – Че… Я вам нужен, - изящно изогнув смуглую шею, смиренно осведомился юнец, и, помедлив, торжественно закончил: - отец?
- Вы, кажется, запутались, Максимилиан. – Герцог перевел на него безмятежный синий взгляд, и мальчишке захотелось… расхохотаться.
- Да нет, - отмахнулся он так, чтобы никто не услышал, и, быстро оглядевшись, шепнул: - Они все так пялятся, черт знает, что такое! Особенно тот, у которого на голове дамская шляпка! Но знаешь, мне почему-то все равно… да пусть смотрят, жалко, что ли, у меня отменный костюм, в конце концов, я не выгляжу дремучим оборванцем, хотя сии светлейшие господа, несомненно, считают меня таковым. А король… Король мне сказал, чтобы я к нему заглядывал, представляешь? Поманил меня пальцем и, как заговорщик ухмыляясь, шепнул, что, мол, Макси, тут есть веселенькие местечки для приколов, и только бы успеть все освоить, пока эти не набежали… - мальчишка как мог скрыл отвращенье, метнув презрительный взгляды в расфранченных дворцовых петухов. – Ну… Думаю, это будет круто!
- И… - склонил голову к плечу герцог, меланхолично кивнув кому-то в шелках и алмазах, - что же вы ответили?
- О… - парнишка неожиданно ухмыльнулся во весь рот, вызвав волну оханий и сдавленных проклятий: «Создатель, у него, ко всему прочему еще и не хватает трех передних зубов!». И, разумеется, не обратив на то ни малейшего вниманья, лишь расправил плечи и совсем уж выкатил грудь. – Я… Знае… те, я сказал, что, конечно, весьма польщен и все такое, и… пообещал Карлу обязательно вернуться, но только после того, как мы съездим в зиму, в Терку, к… твоему другу, помнишь, Че… отец, а?
- В Торку, - лениво поправил маршал и, окинув возвышенную залу равнодушным взглядом, вдруг устало улыбнулся: - Впрочем, тут вы правы. Вчера… я позабыл спросить, каким же вы нашли нашего дорогого короля?
- Да… Он ничего, но не крутой, конечно, но… но нормальный! - подумав, решил мальчишка и, хмыкнув, проказливо подмигнул посеревшей от ужаса даме справа. – Хотя и ревет, как девчонка.
- В таком случае, что же мы знаем о женщинах, Максимилиан? – почти пропел маршал, сощурив свои невозможные глаза и чему-то загадочно улыбнувшись.
Мальчишка счастливо кашлянул, упер руки в боки и сосредоточенно пробубнил:
- Что женщин нужно… за-щи-щать!
Воздух.