Внимание!
среда, 23 апреля 2008
18:18
Фанарт-2 :)
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Помните, в третьих КнК Рокэ поправляет шляпу, не глядя в зеркало? Мне хотелось повторить этот момент, но вышло не совсем так, как я планировала. Я хочу это перерисовать, но позже. А пока... этюд со шляпой:
)
И фрагменты:
читать дальше
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
вторник, 15 апреля 2008
14:18
Фанарт :)
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Под дождем
:
И фрагменты:
читать дальше
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
воскресенье, 13 апреля 2008
05:21
все записи пользователя в сообществе
Redricus
Бейте их обоих - и Мару, и Будду
Такой вот стих
Смерть синеокая с нежностью холода
Вплетает снежинки в волос твоих золото
Ласково на ухо шепчет: Идем
В храм одинокий, покрывшийся льдом
В пламя свечи, догорающей в холоде
В чашу, что спаяна музыкой молота
Мысли героев сокроешь во мгле
И поплывешь на своем корабле
К брегу, что ныне уснул в сети холода
К землям, что вечно мертвы и так молоды
Пенные дали спокойствия синего
Покрылись узорами бледного инея
И сердце стучит, словно сковано холодом
И земли видны, что мертвы и так молоды
URL
U-mail
Профиль
Комментарии
(
4
)
Поделиться
пятница, 04 апреля 2008
15:46
Преступление-5/3.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
…Честно говоря,
читать дальше
я не мог точно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как угловатое, мускулистое плечо под моими пальцами слегка расслабилось, а в ухо закралось тишайшее сопенье, но отколь коленки мальчишки безвольно съехали по стенке, а сам он – тонкий, даже тощий, вяло развалился на полу, ткнувшись носом в мои пальцы, я отчаянно страшился не то, что пошевелиться, но вздохнуть! Больше крыс и удушья, больше козней сумасшедших монахов и каверзных манипуляций высших чинов жалкий «господин детектив», представьте себе, боялся потревожить сон какого-то легкомысленного, равнодушного дурака, дерзнувшего не только прикрыть глаза, но самым удивительным образом задремавшего в месте, которое представлялось мне… О! Неужели ему все равно? Но от сего потрясающего высокомерия и апатии мне, как не крути, но становилось легче. Вам смешно, что ж, смейтесь… Проклятущая нога, которую так хотелось в конце-то концов ко всем кошкам отпилить, да нечем, разреди все Леворукий, давно нещадно стенала, плечо напоминало о себе мерзейшим покалыванием, а где-то в темноте, заплутав в блестящих желтых обрезках, в черную жижу методично капала загнивающая дрянь, с которой мне угодливо (настоятельно) советовали примириться. Вот как…
Я тихонько вздохнул, подавил перехвативший глотку кашель, и, с улыбкой поелозив затылком в ледяных листах, приоткрыл глаза, уставившись в обхватившие закоптившийся потолок тени. Как сболтнул мой богоугодный язык, завтра все будет хорошо, верно, Рокэ?.. Эх, господин детектив совершеннейший профан во всякого рода увертках, и ты это знаешь лучше всех, так почему же позволил себе расслабиться, неужто поверил? Я слегка скосил глаза на свернувшийся у бока молчаливый клубок и подавил горький смешок. Что ж, действительно похвально. А вышеупомянутый господин детектив ведь даже не знает, что ты такое, и уж тем паче не ведает, во что ты веришь, и веришь ли вообще, да и зачем, спрашивается, тебе верить, если ты все можешь сам, но… Ха-ха, как глупо получилось. Господин детектив… Я моргнул в расплывшуюся по стенке пакость, напомнившую размытую бабочку, и широко улыбнулся. Верит тебе, доверяет больше, чем самому себе, знаешь ли. И ему не важно, мне… все равно, пусть даже… Пусть.
Но какой же у тебя отвратительный характер, какие свободные мысли бродят в твоей прехорошенькой головке! Должно быть, улыбка невольно стала шире, и я поспешил стиснуть зубы – а то что-то и вони прибавилось, неблагоразумно, раздери все кошки. Я готов был поклясться здоровьем любезной матушки, что никогда не смог бы тебя забыть. Тебя – черные кудри колечками на щеках, огромные глаза из-под приспущенных ресниц, мягкий розоватый блик на носу и губах, высокомерная поза и ленивые руки, - я буду помнить всегда, но никому не смогу рассказать, и… не жаль. Совсем.
Я приглушенно крякнул и мысленно подчеркнул мысль воздетым к небесам пальцем. Для такого сопливца у тебя чрезвычайно развито самомнение, так что же будет, когда ты вырастешь, надеюсь, после того, как все закончится, ты позволишь… мне представится шанс познакомиться с тобой, узнать, что тебе дорого, и есть ли человек, ради которого ты постараешься по настоящему улыбнуться? Впрочем… К губам новь прилипла усталая усмешка, а вот глаза почему-то нестерпимо зажгло, что ж, закроем, раз так… Разве не удивительно, что после всего случившегося ты еще умеешь улыбаться? Хотя бы так. Право, какой сильный ребенок, какой удивительный человек, какой страшный, и как ужасно, что такие люди существуют, что за мир, как же должен был жесток мир, чтобы сделать из человека такое?! Я…
Я попытался осторожно пошевелиться, и ногу тот час прострелила ледяная стрела, вынудив «господина детектива» сжать зубы покрепче и прикусить щеку, отвергая залепивший небо крик. Р-разубленный змей! Как мерзко! Чувствовать себя таким беспомощным… В конце концов, я опять не смог его спасти, а только показал себя наискушеннейшим в делах глупости дураком и продемонстрировал во всей красе неуемность позорнейшего чудачества, а ему теперь пришлось убивать… опять. А сколько на его руках уже крови, пусть он убивает, чтобы спасти, но принуждать ребенка… вынуждать несчастного мальчишку, интересно, тяжело ли ему оглянуться?.. Осмотреть приставший к ботинкам кровяной след, размазанный измоченной в красном ведре кистью неровный мазок, улыбнуться, пожать плечами, и двинуться дальше, так, чтобы ветер трепал черные кудри, а где-то над головой стыло ледяное солнце. Ледяное, как же холодно, раздери все кошки, таким ли вам, господин детектив, представлялся Закат?
Нет… он чище, там, в конце концов, все честь по чести, там дети не убивают, там… Вот уж точно – умереть-то легко, а ты попробуй поживи, а, может быть, и доживешь свое человеком. А я? Я позабыл и про ногу и про ребра, изо рта вырывались крошечные туманные клубочки, пронизанные слабеньким светом свечи, а где-то капала, капала, капала невыносимая мерзость. Я… После этого приключения, я останусь человеком? Я-то да… А вот мальчишка… Я не замечал, что держу руку на его плече, и пальцы не дрожат, но зачем-то сжимаются, тискают старый сюртук, заменяющий престранному постреленку желанное одеяло, а черная жижа покрывается сеточкой ледяных морщинок. Мальчишка… ему ведь не все равно? Я надеюсь, я верю, что нет… Что он… Мои пальцы сжались сильнее, свечка опасно мигнула, а глаза опять пришлось закрыть… До самого конца, чтобы не случилось… останется настоящим человеком.
…Я резко проснулся, подскочив, спросонок успев не только нелепо дернуться в сторону, но и прикусить себе язык, чудом не огласив пропахшие смертью своды громогласным «приветствием». Ох, господин детектив, жизнь продолжалась, и напоминала о себе ежесекундно вот в таких вот ставших до боли привычными мелочах. Многострадальная, но не изменяющая привычной злокозненности ноженька ответствовала признанным воплем, и ко всем бедам, не успев толком проснуться, не понимая, ни что послужило причиной нежданному пробуждению, а только начиная чернить себя во все корки за то, что вообще позволил сну смежить незаметно ресницы, хотя и клялся бдеть для пущей безопасности свернувшегося под боком парнишки, я почувствовал, как клубок под боком дрогнул, зашевелился, и зажмурился, чувствуя, как обрывается сердце. Разбудил. Молодец, что не говори. Леворукий и все кошки его!..
Я выждал секундочку, и малец, вяло шевельнувшись, без стона, но затих, а я осторожно выпустил сквозь зубы подобранную вонь и прислушался к запоздалому облегченью. Кошки, как же тут… Я торопливо прикрыл глаза и, до считав до пятнадцати, но решительно отринув мысль перебрать все пятьдесят, попытался прочувствовать пространство, силясь выявить, что же изменилось за время моего краткого (возможно) отсутствия. Ладони обледенели, заиндевевшее тело ныло, а где-то похрустывала сковавшая мертвенную воду льдистая пленка, а, кроме того… Свечка! Я резко распахнул глаза и стремительно развернулся, совершенно позабыв о мальчишке. И не даром! Свечка-то давным-давно превратилась в сжавшийся в сероватом мареве огарок, судья по всему, досадливо отмахнулся я, я проспал несколько часов, да и дальше бы продрых с удовольствием, не приметив, как навеянный муками сон переходит в мертвенное окоченение. И мальчишка уже шевелился, значит, тоже насмерть не замерз, х-хорошо, но… Я медленно, примерно представляя, что откроется опустевшему от работы мысли взору, развернулся и… моргнул в образовавшуюся за плечом щель. Закатная дверь была слегка приоткрыта, и в тонкую, налившуюся мутным заревом, нитку лился желтоватый свет, тонюсенькая полосочка кривовато стелилась по истерзанным телам, затихая на противоположной стене, высвечивая правый из трех отпечатков пальцев. Тоже свечка, мелькнуло в моей голове, там же тоже нет окон, да и дневной свет чище. Нет.
Главное… кто?
- Рокэ… - шепнул я, не выходя из оцепенения, но готовясь протянуть руку и легонько тряхнуть его за плечо. Ох! Пальцы неожиданно жахнули пустоту, но прежде, чем сердце зашлось в глотке, а в душу заполз могильный холод, у правого уха я услышал равнодушно-отрешенное:
- Смотрите-ка, выход…
- Ты проснулся? – не оборачиваясь, зачем-то пробормотал я, не отрицая очевидного, но, завороженный нежданным решением, не сознавая, что рукой сжимаю подвернувшееся ладони запястье. – Леворукий…
Медленно поднявшись, я неловко кивнул, но даже не постарался обернуться, тот час позабыв о его предупредительной поддержке. Но, по-прежнему опираясь на резкое плечо и жарясь в захлестывающем душу облегчении, и не замечая ни того, ни другого, я был настроен весьма оптимистически, потому как, медленно вскинув здоровую руку, но ни на что, впрочем, не надеясь, бездумно толкнул… Дверь угодливо распахнулась, показался знакомый коридор, старые ящики, причудливые соленья в банках… На полу, у своих ног взор скользнул по источнику слабого света. Это была, утвержденье было верно, перекосившаяся, успевшая изрядно оплавиться маленькая свечка на небольшом оловянном поддонышке, с металлической, кружевного плетенья, ручкой. Из сего краткого анализа я мимоходом извлек две неопровержимые истины. Во-первых, прошло не менее трех часов, как пожелавший остаться неизвестным благодетель предоставил нас своей судьбе и отдал на поруки совести, а, во-вторых, это был именно благодетель – чего б ему стоило перерезать мне глотку, нет, вместо того, он пожелал освободить незадачливых следователей, торопливо, но горделиво удалиться, пожелав сохранить в тайне свою причастность. Еще один теневой союзник? Хорошо б, до этого все только и делали, что зачем-то вставляли мне палки в колеса, хорошо бы хоть кто-нибудь объяснил, что тут происходит, хотя, я услышал свой смешок и встряхнулся, именно мне и предстоит наводить в гипотезах порядок и разложить по полочкам полученные сведения. Но это все потом. Потом…
А сейчас мне смертельно хотелось уйти отсюда, хотелось наконец-то увидеть свет. Мне было плевать на то, что подобное желанье граничило с профессиональной безответственностью, представлялось чистейшей воды слабостью и явственно открывалось нежданным ребячеством. Несомненно, мне следовало немедля настоять на дальнейшем осмотре, наступить на глотку распроклятому страху и провести опись тел покойных, но…
- Рокэ, мы… - я оглянулся, скользнул глазами по его равнодушному лицу и уткнулся на дверку с секретами, с кровавыми секретами, что ждали нашего решения. Моего решения. Но я слишком… устал? – Мы потом сюда вернемся, понимаешь? Мы… - я шагнул вперед, и полетел бы носом, ежели б не его сильная рука, впрочем… Полагаю, следовало бы отметить, что я едва обратил на то внимание, с шарканьем, приглушенными вздохами и поразительным упорством заковыляв на выход, да даже не остановившись поднять свечку. Зачем? Свет оставался за плечами, в горлу подступала темнота, казалось бы, я вовек должен был бы теперь страшиться замкнутых пространств и черных одеяний, да нет, впрочем, быть может, кошкова усталость сожрала все чувства, вот почему мне было все равно… Он ведь отпер ту, первую дверь, верно? А то зачем бы выпускать нас в коридор и замуровывать уже в нем, это нелогично, не так ли, «господин детектив»?.. Мне уже не было страшно. Мне больше не может быть страшно, не может… - Мы ведь так толком ничего и не узнали. Лишь добавили к своей неизведанной коллекции еще один труп, так и не нашли первые два, и был ли они вообще, вот что меня интересует… Интересовало… А, - я вяло махнул рукой, но не нашел в себе сил улыбнуться, - потом… мы обязательно вернемся…
…Когда моя шаткая, костлявая фигура зависла на сгнившем пороге, навалившись здоровым плечом на косяк, лбом ткнувшись в притолоку, а поблекшие глаза распахнулись в живой, настоящий, чистый коридор, в первое мгновенье мне показалось, что я вновь ослеп. Хотя, стоило отметить, что свет, струившийся из крошечных окон под высотным потолком, был тусклым-тусклым, и день только нарождался, а солнце еще не успело взойти, и до рассвета оставалось не меньше получаса, я… не успел понять, почему… бестолково замер, клюнув пространство и не понимая ни кошки. Интересно, мои ноги, они… Вот, господин детектив, о чем ты клялся в той… Я медленно вдохнул, перед глазами заплясали алые пятная, постепенно приобретшие вид старых, исчерканных трещинами фресок. Вот отсюда и началось твое путешествие, ты был так в себе уверен, ты казался себе значимым и несокрушимым. После всего-то! Удивительный человек! Ты клялся… Я отрешенно вздохнул, клялся… что выйдешь, вдохнешь полной грудью, и… попытаешься забыть?
Вот. Я зачем-то попытался рвануть ворот, но… почему-то промахнулся, у меня дрожали руки, меня самого трясло? Не знаю.
…Вот. Пожалуйста, ты дышишь, ты даже стоишь, ты почти видишь солнце, так почему?.. По крыше тихонечко скреблись, ползли усталые капли, ползли, натирая ветхую черепицу, к водостоку, срывались с узорчатых крепежей, и мои думы разбредались, как перевшие сметаны кошки – вяло, несколько глумливо. Я бездумно вслушивался в равнодушное шуршанье, а к горлу подступал непонятный ком. Ты клялся… не пускать его, не позволять ему, не предоставлять выбора?.. Плевать на выбор!
Я приоткрыл дрогнувшие губы, сам толком не понимая, зачем, должно быть, мне захотелось наконец-то подвести черту, прийти к какой-то мысли, но глотку неожиданно перехватило, мучительно свело челюсти, а из души вырвался весьма странный звук. Я изо всех сил прикусил кулак, зажмурился, сжался - звук… Длинный-длинный всхлип, хриплый, болезненный, глухой?! Какой… Я перевел пустые глаза в пол, сапоги были красными, лоснящимися, но сухими. Страшный. Неужто это действительно я…
- Господин детектив, - я не оглянулся на прозвучавший в предрассветной глуши тихий голос, но резко дернул плечом, что, верно, долженствовало оправдать вниманье предложенным речам… - Позвольте мне проводить вас в одно место. Я давно хочу вам его показать…
Я безучастно кивнул, не успев сообразить, что предложил мне знакомый, умиротворяющий голос, но явственно преуспев в бездейственности жестов. Ха. Кажется, парнишка, поняв всю бессмысленность затеи привести безутешного страдальца к самостоятельной работе, попросту подцепил его под локоть и куда-то повел, не сказав больше ни слова. Должно быть, перед нами разбегались безликие коридоры, а потом вильнула лестница, ступени которой показались мне бесконечными, они… текли, текли, а где-то шуршали капли, а где-то качались трупы… А раньше, мы правда вошли в стену? Секретный лаз, стало быть? Мне… было совершенно все равно. Абсолютно. Абсолютно, так… Шум дождя крепчал и звучал все ближе, отметил я, и несколько, право же, удивился – какая разница, и почему только я вообще обращаю внимание на такие вещи? Разве мне…
- Это здесь, - оповестил голос выросшей перед глазами черной спины, и в глаза неожиданно плеснуло ослепительным светом.
Это мальчишка распахнул какую-то крошечную дверку, в рот ударил свободный, чистый ветер, перехватил гнилостный вздох, дерзко набился в глотку, наполнил легкие, и я, не раздумывая, шагнул следом, и… оказался на крыше! Точнее, на небольшой приступочке пред дымоходом, выложенной старыми, насквозь промокшими досками, и зачем-то, не сознавая того, осмотрелся. Слишком потрепанному, чтобы статься изумленным взору открывалась серая, блеклая, тишайшая панорама. Я смотрел только вперед, краем глаза задевая небольшой озябший парк внизу, вернее, это отсюда он казался небольшим, знакомый мостик, там, в отдалении, а вот в какой стороне были ворота? Из серой прозрачной массы вырастали грациозные силуэты домов за далекой оградой, где-то надрывно выли галки, там просыпался город, здесь же не было слышно ни звука.
Я рассеянно провел пятерней по насквозь промокшей голове, по плечам, зачем-то опустил глаза вниз – подо мной расплывалась огромная розоватая лужа, становившаяся все гуще. Алые струйки скользили по доскам, наливались в щелки, бежали по черепице, катились вниз, к водостоку, захоти я увидеть который, пришлось бы воспользоваться крайне скользкой тропкой.
Должно быть, неожиданно мелькнуло в моей голове, все здесь выстроил мальчишка, он же проделал и эти дорожки, окольцованные погнутыми оградами, на которых сейчас висели понурившиеся, но звонкие капли. Сейчас-то к тем дальним бортикам не подойдешь, уж больно скользко, а вот в солнечные, летние дни тут, должно быть, действительно чудесно, не так свежо, не так прекрасно, но… И он проводит здесь вечера, наслаждаясь закатом. Замечтавшись, я рассеянно слизнул с губ ледяные капли и выгнул мускулы, вскинув лицо пустынному ветру. Пред моим мысленным взором мелькнула красочная картина, как странно, мне пригрезилось, будто наяву, как выгибается, легкомысленно скрестив лодыжки навстречу сонному солнцу черная гибкая фигурка, облаченная в длинный сюртук. Но почему в моем видении в его руке бутылка? В ней плещется безумное, болезненное солнце, оранжевое, почему… он это пьет?!
Дождь.
Настоящий ливень…
У меня подломились колени. Серая пустота качнулась, погнутый, старый, проржавевший бортик стал ниже и ближе, но прошло несколько преисполненных холода и шуршанья секунд, прежде чем я понял, что сижу. Сижу… Рубашка совсем промокла, волосы отчаянно липли к шее, но пахло не пылью и кровью, а… Небо, чистое. Чистое, а я… И мир вновь опрокинулся, но стал ослепительно белым. Кто сказал, что синее небо – оно чистое? Синий, голубой – это лишь краски, чистое небо, такое, не серое, но пасмурное. Скоро… Я лежал, раскинув руки и нога, а капли дождя стучали по моим щекам, дрожали на ресницах, текли за уши, мешались с кровью… Они смывали, смывали старую кровь, сдирали болезненные пласты, и мне дышалось, хотелось дышать, дышать! Грудная клетка ходила ходуном, а я все не мог, не мог насытиться этим ледяным, прозрачным, чистейшим светом…
- Улыбка вам идет, господин детектив.
Я растерянно повернул голову. Мальчишка… мальчишка, этот странный, страшный, неудержимый, сильный мальчишка!.. лежал рядом, повернув ко мне насмешливое лицо. Его глаза горели мягким, нетленным светом, волосы черной паклей расползлись по старым, липким доскам, по приобретшим лаковый блеск щекам струились розоватые ручейки, и хвостик совсем растрепался, да и одежда промокла насквозь… Мальчишка. Маль…
- Ты так считаешь? – я улыбнулся и понял, что действительно улыбаюсь. Как было хорошо! Просто лежать, не о чем не думать и смотреть в его лицо. Просто дышать и смотреть в его лицо. Только смотреть. Не дышать. Любоваться. – Знаешь, я… - некоторое время спустя я зачем-то сел, потряс сырой головой, разбудив сотню хрустальных капель, оглянулся. Парнишка выглядел таким тонким, в сбитом кафтане, в разлетевшейся тысячей сырых складок рубашке. Его волосы мутно расплывались, как растревоженная кисточкой черная краска, губы мягко алели, на щеках и на носу проступали акварельные розовые пятна. Он и сам казался нарисованным этими струями, неровными, нервными, жаркими мазками… Рокэ. – Я никогда не любил дождь. Все самое ужасное в моей жизни происходило под дожем. Отец убил мать под дождем. Наследник великого рода родился под дождем. Когда мне исполнилось двенадцать, батюшка выставил меня под дождь, заявив, что больше не намерен терпеть под своим боком тлетворного ублюдка. А потом… Пока я шел, я увидел, как два человека взрослых бьют маленького ребенка. Это тоже было под дождем, я… всегда ненавидел дождь, ненавидел, но он… - я криво усмехнулся, отвернулся, не потому, что так было легче, а потому, что хотелось смотреть и туда тоже – в это холодное, равнодушное, белое зарево, в эту пустоту, коей не требовались ни крики, ни заверенья. Ничего. Она бы просто выслушала меня. Пустота милосердна, но не стоит ей отдаваться… - Он, в сущности, не был виноват. А сейчас, впервые в жизни, - я посмотрел на свои руки, винты совсем сползли, размякли, побурели от воды и крови, но сейчас почему-то меня не волновало это, почему-то… как знать? – я понимаю, что дождь очищает. Мне не хотелось попадать под дождь, и для того я использовал всяческие ухищренья, потому что я не хотел быть слишком чистым, чистота, знаешь ли, обязывает, а я был трусом и не желал лишних обязательств. Как странно… что мы видим в этом… это ведь тоже не правда, так ведь? Это ведь просто… - я поднял руку, полюбовался на образовавшееся в ладони небольшое, хрустальное, искрящееся озерцо, сквозь которое проглядывали мои же худые пальцы, так вот как достигается эта чистота? Вздохнул, развел кисти… - …вода.
- …Я всегда подозревал, - после некоторого молчанья изрек за спиной мальчишка, а я заинтересованно подтянулся, - что у вас, господин детектив, было что-то, что не позволяло вам беспристрастно относиться к происходящему. Какая вы, право, оказалось, тонкая натура! Приятно удивлен…
Несколько секунд я безмолвно изучал шуршащую пустоту, а потом, неожиданно глухо хмыкнув, расхохотался во все горло, закинул голову в небо, но, зашатавшись, потерял равновесие и даже упал…
- Господин детектив?..
- Я… - я задыхался, мне вновь не хватало воздуха, но это было хорошо, Леворукий, кошки твои, закатное пламя, так хорошо!.. – Я просто подумал… ха-ха… как мы оба выглядим… Разрубленн-ы-ый зм-ее… т-тут, на этой крыше, все в крови, как мы смотримся… Особенно ты!
- А почему я? – меланхолично откликнулся неисправимый наглец, и я, проглотив ликующий вопль, в изнеможении затрясся, поддавшись глубочайшему, искреннейшему веселью. – Вот вы, к примеру, господин детектив, вообще плачете, так стоит ли упоминать подобное мне ничтожество?
- Я не… - глотая слезы, отчаянно хохотал я, свернувшись в костлявый клубок и прикрыв сырую голову руками. – Не плачу, Л-леворукий, не плачу, не плачу, н-не плачу, нет…
В безмятежном небе носились растревоженные галки, где-то монотонно долбил похоронный колокол, из безумной пустоты низвергались ледяные, но теплые, прозрачные, но живые, благословенные, чистейшие струи, а один глупый, старый дурак безумно хохотал, срывая глотку, а второй, престранный и крайне задумчивый, рассеянно смотрел в наливающийся алым рассвет, прикрыв синие глаза и положив на высокий мраморный лоб тонкую ладонь.
- А знаете, господи детектив?..
Я не обернулся, но, сжавшись, сдавил ладонями глазные впадины.
- Жизнь прекрасна. – Звучно отметил красивый голос, и в бесконечно пустое небо пролился звонкий смех.
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
среда, 26 марта 2008
13:37
Преступление-5/2.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
…Пропитанная вязкой дрянью, похожая на весеннюю путину марля отлипала медленно,
читать дальше
с чмокающим звуком и тяжким дуновением гнилостной вони, но мои руки неумолимо, без устали, отрешенно и чрезвычайно, признаю, стремительно разворачивали труп за трупом. Я бездумно пялился в перепачканные лаковыми разводами пальцы и заторможено внимал взлетавшим под потолок звукам. Единственным звукам в окостеневшем от омерзения пространстве. Там, за правым плечом, в третьем ряду, остался, коротко кивнув и без слов опустившись на колени, благословенный создателем мальчишка.
Ему, как и мне пришлось пачкать свои руки, о чем же он думал, без ропота приступая к делу, куда завели его мысли, куда мы оба пришли?!
…После которого, мелькнувшего в моей застывшей в закатном клею памяти калейдоскопом смазанных, парящих в дыму картин, осмотра комнатушки на противоположной входу стене, в самом углу, нам удалось обнаружить престранный черный отпечаток, трех точек, таких... А спустя секунду мальчишка тихо озвучил то, что пришло мне в голову и с некоторой оторопью попыталось достучаться до сердца. Это были пальцы, кончики пальцев, но смазанные, словно того, кто его оставил, со страшной силой оттаскивали назад, а он пытался удержаться, хватался, отчаянно, но безнадежно. Знакомая картина, не так ли, хмыкнул в пустой голове незнакомых хриплый голос, вот уж - действительно совпадение, господин детектив.
Остановившимся взглядом пялился я в живейшее доказательство существования смерти, и размышлял вот над чем. Могла ли эта дрянь быть в двух местах одновременно? В таком случае отец-настоятель, оставаясь до крайности отвратным малым, темнил, конечно, и строил какие-то сомнительные планы, но в этом случае был чист, как стеклышко, не ему совладать с этим монстром, и, в таком случае, мальчишка… Опустевшие, полусонные глаза, бьющиеся в невидимом ветру черные кудри, приоткрывшиеся губы, отрешенный лик, но сильные, сжавшиеся на чем-то пальцы… Мальчишка.
Где-то в глубине сердца, надрывно, до хрипа, в самом дальнем уголке, забившаяся в уголок душонка диким криком взывала к разуму, побуждая его проснуться. Я же рассеянно вслушивался в затихающие у глотки стоны и самым исключительным образом недоумевал о своей собранности и, как это, рассеянно моргал в темный обрубок, мне удавалось сохранять такое спокойствие? Но… Даже я не мог не признавать, что действовать разумно в сложившихся обстоятельствах, было, пожалуй, единственным, в чем я никак не мог себе отказать. Сейчас мне следовало держаться рассудка.
Но потом…
К моим поблескивающим сапогам шлепнулась (повеяло смертельной гнилью) расплывшаяся трупной слизью марля, в свете оставленной у порога свечи, с трудом обтекавшей препятствия и подсвечивающей дальние углы, показавшаяся глазам совершенно, без бликов, черной. Шлепнулась в лужу вязкого гниющего масла и, с тишайшим хлюпаньем, медленно осела в тяжелую массу, исторгнув на поверхность при крошечных, блеснувших алым пузырька. Я отрешенно перевел взгляд на свои ладони. Бинты давным-давно пропитались злокачественной дрянью, а руки и вовсе до локтя казались отлитыми из чугуна - столько на них было крови. Не моей. Но чужой.
Потом. Обязательно, я…
Я медленно разогнулся и, расхлябанно обогнув третий во втором ряду (с остальными я, к вялому отголоску блеснувшего в глубине сердца изумленья, оказалось, уже успел совладать) обрубок, неловко, к рассеянной вспышке талого смеха, смазнул плечом о повисший рядом третий ряда первого, чуть не клюнув носом взывающую воплем гущу. Но я едва обратил на это вниманье, почувствовал лишь пренеприятный холодок в районе плеча, с тем меланхолично отметив, что около сердца, в таком случае, уже, должно быть, расплывается зловещее пятно. И, пожалуй, положение вещей весьма соответствовало истине. Мое сердце… Честно говоря, шагая в забродившей, булькающей ряске, утопая в ней по лодыжку, я давным-давно перестал чувствовать ноги и руки, а сейчас и мое сердце…
Нет, тогда.
Сердце… тоже остановилось, стоило мне разок оглянуться.
Потом, я ведь смогу?.. Не думаю, но я попытаюсь, а вот получится ли?..
…Грациозно суетящийся на коленках мальчишка действовал кропотливо, но метко, да так молниеносно, что моему взору представал лишь смазанный блик, рыжей змейкой скользящий по плечу и по забранным в гладкий хвост волосам. Его тонкие, черные пальцы не скользили, пытаясь зацепить мерзкую, липнущую к рукам и сердцу дрянь, но ловко разворачивали, так стремительно, грациозно, словно он всю жизнь только и делал, что занимался подготовкой тел к кремации. В патологоанатомической лаборатории моего покойного папеньки. По темным кудрям (почему-то именно это бросалось в глаза) летала длинная золотая стружка, кое-где вспыхивали алым три вьющиеся прядки, красивое лицо являлось гладкой арабеской не рваных граней и углов, а углубленных, сплошных линий неразрывных поворотов формы. Черное и желтое, утопающее в тени. Свет изредка, когда он слегка поворачивался, подчеркивал сальным золотом мускулы плеча и правую щеку, а я мог различить лишь блеск глаз, но не видел их цвета, и это почему-то пугало, но только это? Разумеется, нет… Парнишка методично, холодно и несколько, к моему запоздалому ужасу, поглощено делал свое грязное, страшное дело, не оглядываясь, должно быть, думая о чем-то, но не обличая разрушительные мысли в истерический крик. Да и мог ли? Вот, что было самым страшным. Он не был равнодушным али… аморальным, он просто не понимал, над чем стоило задуматься.
Я торопливо обернулся и, покрепче сжав в ладони тросточку, резво шагнул к предпоследней своей туше, тогда как парнишка заканчивал совсем. Быстро он, апатично отметил я, с прилипчивым хрустом отщепляя ткань с налипшими на нее кусочками пропахшей запахом смерти плоти, который, думалось мне, я никогда не смогу…
Потом. Когда я выйду отсюда, брошусь на свежий воздух, выпрыгну в окно, под дождь, под солнце, а, может, в лунный свет, рухну плашмя, перекачусь на спину, распахну глаза в небо, я… забуду? Я смогу это забыть?!
Казалось бы, и звуки, и тлетворные испаренья, залепившие сажей глотку до носу, поскрипывающие на зубах и заставляющие сглатывать пропитавшуюся тленом слюну, не желали кончаться, но… но когда мои пальцы мазнули по пустоте, а глаза бездумно вытаращились в распахнувшееся наружу мясо, я… верно, прошла пара минут, и, разумеется, не сразу, я осознал, что все не только закончилось, но и не думало начинаться. И когда последний липкий кусочек с гнилостным плюхом мягко слег в распахнувшую объятья топкую гадость, я соизволил лишь отрешенно перевести глаза на перерытую трещинами стену, где по камням скользила шальная зеленая акварель. Обнаженный обрубок слегка покачивался, растревоженный неловкими движениями, остальные пришли в безмятежность. Не дуновение ветерка, ни крик, ни шорох не тревожили застывшие в желто-зеленой пляске вздрогнувшей под тонкими пальцами повеявшего из распахнутой двери ветра свечи мертвые декорации. И я тоже, почему-то, я не просто не мог заставить себя пошевелиться, я… так устал, почему-то именно сейчас пришло мне в голову, что, независимо от того, как все повернется и чем закончится, я уже совершил такую страшную ошибку, что самая большая мечта…
Я… когда-нибудь забуду? Перестану чувствовать этот запах?
Я рассеянно провел пятерней по выступившему на лбу ледяному поту (а, кажется, холод), осталась зыбкая, жирная полоса. На щеках, пропитавшихся черным, налипли растрепавшиеся прядки, пот мешался с кровью, не моей, но чужой. Этот запах, с ладоней, кистей, ресниц не желал проходить, а я по-прежнему ощущал под пальцами липкую, сальную, слезливую материю, обратившуюся для сих несчастных во вторую кожу, и мои губы чувствовали изгиб исказившей их страшной ухмылки. Но что-то… Я, неожиданно застыв и наконец-таки почувствовав отдаленную тень некоторого, но чувства, неторопливо, боясь потерять промелькнувшую, было, мысль, отвел руку и пристально вгляделся в подсыхающие, по серебряные бликом густые разводы. Так, попытаемся вспомнить, это очень важно, более того – необходимо, это поможет нам продвинуться дальше, это поможет мне забыться. Когда я впервые прикоснулся к тому чучелу, мой взгляд рассеянно скользнул по выстроившейся пред глазами короткой веренице обрезанных тел, я почувствовал холод, но, могу поклясться, разматывая набрякшие трупной гнилью мешки плоти, каждый из которых мог оказаться человеческим телом, я ощущал жар, тепло, ток свежей, чистой, горячей крови, какая бьет в самые первые минуты, и начинает остывать лишь, как остывает вода. А именно - минут через пять. Но постойте! Так почему же… Я медленно, заторможено поднес к носу правую ладонь, но отвратительная вонь, в груди проснулось вялое раздраженье, перешибала любой запах, в таком случае, остается только… Я внимательно осмотрел свои длинные, худые пальцы и, равнодушно кивнув самому себе, поднес к губам…
…Мое запястье твердо перехватила узкая, перепачканная ладонь, в отрешенных глазах тонкая рука скользнула в закатанное до локтя сукно рукава, свеча позолотила налившиеся крепкие мускулы. Я резко выпрямился, уставившись в холодное, прямо скажем, ледяное лицо, прекраснее которого не видывал свет.
Что? Я медленно опустил глаза. Что я собираюсь… Меня внезапно пробил ледяной пот, губы изогнулись в некоем подобие улыбки, это лицо… несколько отрезвило меня, и впервые за сей бесконечный кровавый час я почувствовал, как в груди моей шевельнулось что-то живое, всколыхнув растянувшуюся под зеленой паутиной пустоту, болезненно, до дрожи…
- Тебе не нужно было этого делать… - услышал я свой горячечный, сиплый шепот, даже, представьте себе, не дрогнув, но отчетливо расслышав, как запекшиеся в глотке слезы прорываются грудным клекотом. Мои губы дрогнули, горько изогнулись, и я, силясь собраться с мыслями, опустил горящие глаза на руки… и тут уж дернулся, едва не опрокинувшись на лопатки. О, оказывается, все это время, мои пальцы сжимали его тонкое запястье, и они и оно были черными, но на вздувшихся венах и на костяшках лежали болезненные блики, так почему же… на его лице не отразилось страданье, ведь я, несомненно, сделал ему больно, опять. Я! Я… Я отступил еще на два шага, упершись спиной в стену и, бездумно скользнув липкими руками по трещинам кладки, зачем-то поднял на него глаза. Что я хотел увидеть? Но то побудило плотину прорваться. И я услышал, как шепчу, как сбивчиво и лихорадочно силюсь донести самую суть, суть того, что я никогда не смогу себе простить, донести страшную истину до застывшего, невозмутимого, поражающего каменным спокойствием мальчишки. – Ты не должен был… - дрожащей рукой я попытался стереть с губ отчаянную улыбку, да только напрасно испачкался, должно быть, - не должен был сам пачкать руки! Я не должен был допустить, чтобы твои глаза видели это, ты не создан!..
Я даже вздрогнул, так вот она… истина того, как мне представляется этот свет, он… в нем. Я с отчаянной тоской всмотрелся в тонкие, вдохновенные черты остановившегося пред коленопреклонным болваном юноши. Как странно, его черные, изысканной формы брови и не думали хмуриться, а вот на щеках и на лбу красовались темные, расплывшиеся бахромой пятна. Казалось бы, сии гнилые червоточины были способны отравить белизну лепестка, оставить на его коже кислотные ожоги, раствориться и растворить следом, но почему-то… лишь пачкали, и мне страшно захотелось избавиться от них, немедля же стереть. Налипшие на лоб курчавые прядки змеились острым золотом, чистейший лик оставался безмятежным, разве что полные губы, пожалуй, были слегка поджаты, но острый, тонкий нос не вздымала горделивая насмешка, да и глаза не смотрели сверху вниз.
Почему?!
- Господин детектив, - я… не видел, чтобы его губы шевельнулись, но должно быть, тот час всплыло в моей голове, то было совершенно не удивительно, ведь я настолько был настолько поглощен созерцаньем сего шедевра, что действительно позабыл обо всем на свете. Но как мог думать иначе?! И разве эта красота была создана для крови, для грязи, для того в чем закопались мои грешные руки?! Это существо не должно было, не могло здесь находиться, я не мог ему позволить… выпачкать свои крылья, на кого я похож?! Как я допустил?! Я… не могу его защитить, я даже… - Господин детектив. – Я не дернулся, когда на щеку неожиданно легли горящие пальцы, но мое сердце екнуло и остановилось. Он… Я неуверенно, изумленно, растерянно всмотрелся в склонившееся лицо. На губах странного, жуткого, ледяного мальчишки играла неожиданно приятная улыбка, глаза тоже лучились ею, я залюбовался, а пальцы неожиданно скользнули к подбородку, и мне послышался короткий смешок. - Что вы видите во мне, господин детектив? – я молча смотрел в его глаза, а он вдруг столь же неожиданно отстранился и, выгнувшись во весь рост, насмешливо глянул на привалившегося к перепачканной в крови стене меня сверху вниз. – Почему смотрите такими глазами? Впрочем, мне все равно, это ваше дело, но… но не забывайте о том, что у меня есть свой выбор. – Я медленно отвернулся, мои глаза безмолвно следили за тем, как он – тонкая, черная тень – невозмутимо прошелся по ряду изувеченных, растрепанных, кровоточащих, подстегнутых на крюках тел, остановился у порога, наклонился за свечкой, и… лениво поднес к лицу. - Смотрите же, господин детектив. Не забывайте об этом.
Я смотрел, смотрел, и сознавал, что дышу, что опять могу дышать, а мое сердце снова бьется. Нет, разумеется, я никогда бы не смог избавиться от чувства вины, никогда бы не смог простить себя за все, во что втянул этого непримиримого дуралея, и что бы он не говорил, не смотря ни на его уверенность в своих силах, вытекающую из таинственного могущества, в коем сейчас я не видел не малейшей надобности, его выбор не умалял того, что я все равно должен был попытаться его остановить. Но… это. Именно это помогло мне прийти в себя. И я неожиданно обнаружил, что вполне сознаю, что его лицо перепачкано в крови, и губы, и даже ресницы слиплись, запеклись в мертвенной, омерзительной корке. И он выглядит, как я. И делает то же, что и все.
Вот, что помогло бы мне забыться, вот, что подействовало отрезвляюще, пролилось на душу мягким бальзамом, вид этого мальчишки, через рядок перекореженный трупов, в обезображенной самой страшной смертью комнатушке, скульптура этого… ослепительно прекрасного мальчишки, остававшегося таким же невыносимым наглецом, каким и всегда. Да… Леворукий, а ведь как расклеился! Нет, положительно, этот парнишка на меня как-то странно действует, помню, схожее с сим оцепененьем состоянье не доводилось уже испытывать. Тогда, когда семилетним сопляком я смотрел на остывающее, скрюченное тело матери, располосованное острым набалдашником трости, и на своего - как мне сообщили многим позже – отца, не посмевшего принять проклятого ублюдка, как своего. У папеньки больше не было наследников, а я до семи лет и не догадывался, кем являюсь в действительности… Но сейчас это было не важно. Совсем.
Я медленно приподнялся, нашел свою тросточку и, распрямившись со сдавленным проклятьем, смело взглянул в глаза единственному аристократу на всех этой кошковой земле, которому взялся безоговорочно доверять.
- Это не их кровь. – Спокойно отметили мои губы, но глаза не отрывались от его лица. – Это действительно бычьи вырезки, их забили давным-давно, так нечего распускать над этим сопли. А вот кровь… - я криво усмехнулся и, решительно прихватив тросточку, направился к нему. – Кровь человеческая. Их просто… - не успев сделать и пары шагов, я медленно оглянулся и пристально, тщательно, с настоящим спокойствием осмотрел каждое тело. По выступающим сальным прожилкам и красноватым мясным лохмотьям ползали жирные желтые черви, в воздухе таяла закатная нота, но мои руки больше не дрожали, как не дрожал и голос. – Облили ей. Каждого из них. А вот почему она не остыла…
- Значит, это сделали совсем недавно. – Задумчиво откликнулся мальчишка, но меня даже не передернуло:
- Прямо перед нашим приходом, пожалуй. И кто же это так постара…
Я не услышал шума, только почувствовал… должно быть, это интуиция вдруг взвыла закатной кошкой, и я, лишь начав оборачиваться, тот час сообразил, что двигаюсь недостаточно быстро и опаздываю тогда, когда не могу опоздать. Разрубленный зме!.. Я успел лишь развернуться, не сообразив еще, что к чему, как вдруг глаза мои расширились, а распахнувшийся рот исторг беззвучный крик. За спиной невозмутимого, пребывающего в опасном, страшном, отчаянном спокойствии мальчишки выросла черная тень, в свете масляной лампы взвилась когтистая рука. Кажется, метнувшись вперед, я даже успел закричать:
- Рокэ, сзади!..
Но…
Все произошло слишком быстро.
Темная тень обрушилась на мою ловкую тросточку, и то лишь потому, что единственное, что я успел придумать и предпринять, дабы замедлить момент страшного действа, это швырнуть ее в нападающего - с звяканьем и скрипом, я бездумно рванулся на перехват, но с криком поскользнулся и, неловко рухнув на больную ногу, взвыл закатной кошкой. Частично от ярости, больше – от неожиданности и обиды. Ну почему все!.. Л-леворукий!.. Я еще ничего не успел понять, как меня мгновенно заставили очнуться. Видите ли, лицо окатила зловонная дрянь, руки разъехались в липкой мерзости, а я обнаружился сидящим по коленку в черной гнили. Ну просто кра-со-та!
Перед глазами замелькали разноцветные пятна, я, ревя, как раненый змей, замотал головой, силясь привести разбредшиеся мысли в относительную собранность и вернуть сердцу утраченное спокойствие, и, скорее, почувствовав движенье, чем ощутив дальнейшее движенье смертоносного мерзавца, но не сообразив ничего лучше, рванулся вперед, рухнув па подвернувшееся под руки препятствие да ухватившись за что-то изо всех сил, и, мыча и даже, кажется, зажмурившись, обездвижил, грея одну лишь мысль – удержать и не дать продвинуться к мальчишке. Мне не приходилось вдумываться, помог ли первостепенный маневр, и не случилось ли непоправимого, потому что искомый ответ был слишком ужасен. К тому же, где мальчишка сам, где я, и что вообще, собственно, происходит, мне пришлось соображать на ходу, поскольку в следующее же мгновенье я осознал, что не зажмуривался. Просто свечка, должно быть, в момент опасности взвившись под потолок, совершила красноречивый пируэт и рухнула в черные воды. Это… парнишка ее выпустил, а потому можно было бы ожидать самого худшего, вот она и упала и… не нашла ничего лучше, чем погаснуть.
Все погрузилось в непроглядную тьму.
И в следующее же мгновенье я успел всласть ощутить, как чувствует себя абсолютнейший слепец!
В миг поблекший, как новорожденный котенок, я не миг думать ни о чем, а лишь цеплялся за что-то, по предположеньям (своим же, только что, что-то мне подсказывало) являющееся ногами мерзкого покушителя, щеку царапала грубая материя, и несомненно, там жило человеческое тепло, а вот только… Все происходило в тишине, сообразил я секундой позже. Ни звука, не считая вырвавшегося у вашего покорного слуги вопля искреннейшей досады, ни шороха ткани, ни даже… шагов, а ведь уж сапоги-то должны бы были хлюпать! Но не бульканья ног, рассекающих жижу, не… сообразил я секундой позже, похолодев от неприятного предчувствия, даже дыхания… Ничего! Так вот почему погасла свечка, потухла, мелькнуло в голове, тут, куда не глянь, одна, скажем так, вода, посему отнюдь не удивительно, что…
Я и сам не понял, как успел усмотреть что-то, шагнувшее мне навстречу. Должно быть, глаза успели притерпеться в оглушительному мраку, а, может, сработало пресловутое шестое чувство. Просто… пришло мгновенье, в которое я осознал, что этот кто-то – наш враг, несомненно, – и намерения его не оставляют простора воображению, а рука длинная и почему-то загнутая, но чрезвычайно зловредная! И…
Ах ты, кош!..
Я слепо дернулся в сторону, ощутив щекой холод пронесшейся в опасной близости стали, и, неловко забултыхавшись и закарабкавшись, дабы отползти назад, откатился к стене (предположительно, ведь под правую ладонь участливо бросились липкие камни), тяжело дыша. И наугад дрыгнул здоровой ногой в сторону нападавшего, сквозь грохот сердца не расслышав ни звука. А вот ступня почувствовала под собой живое тепло, дернувшееся и слегка покачнувшееся в следствии предложенной атаки, но тот час рванувшееся к цели, вперед. На взвившейся над моей головой странного вида клинке блеснул непонятно откуда взявшийся яркий, разделивший ослепительной вспышкой пространство блик, на самом его кончике всполохнулось резанувшее глаза острое пламя, я попытался отшатнуться, и вновь где-то рядом пронеслась смертоносная сталь. Благодаря удивительной увертливости живучего детектива мерзавец промахнулся, но, впрочем, и не подумал остановиться на достигнутом. Я попытался вновь пнуть его, силясь высвободить пару минут и попытаться ежели не подняться, то уж отползти подальше, но промахнулся, и не успел помянуть ни Леворукого, ни кошкова змея со всем их горячительным закатом, как едва не взвыл от боли – незримое лезвие ловко рассекло сукно сюртука на правом предплечье и слегка задело грудь.
Леворукий! Он меня достал! Нет, так дело не… Я неловко рванулся вправо, усмехнулся блеснувшему у уха, но промазавшему лучику смерти, и, резко дернувшись в бок и нащупав что-то в рыхлой луже старой крови, со всех сил вмазал наугад туда, где, по моему краткому разуменью, и по хлюпанью ног в безмолвной, странной тишине, и находился сейчас противник. Кошки, да он хотя бы крикнул бы, что ли! Так… по живому, какого заката он все еще молчит?! Я не мог думать, что там случилось с мальчишкой, и жив ли он вообще, я ничего не успевал, и вынужден был лишь отметить, что вновь прощаюсь со своей тросточкой. Да, так, потому что, попытавшись ударить снова, натолкнулся на ядовитый стальной скрежет и такой резкий рывок, что чудом не вывихнул себе мышцы плеча. Ах ты, паскуда… Я дернулся вперед на одних руках, по макушке прошлось что-то липкое, должно быть, подумал я, не видя даже собственных пальцев, прополз под одной из туш. Да уж, повезло мне, ну и местечко, как в самом страшном сне, и неизведанный убийца с кривой железной рукой…
Я ощутил его движенье, близко-близко, и, начав разворачиваться, чтобы попытаться отразить удар, тот час быстро усмехнулся, понял, что не успею. Разрубленный змей! Пронеслись сдавленные секунды, мне даже удалось приподняться, и теперь я мучительно напрягал глаза, силясь рассмотреть в сосущей черноте хотя бы сомнительную тень грядущего действа, но… Что-то мелькнуло перед глазами, я, едва успев развернуться, приподнявшись на локте, молча уставился в несущийся в глаза смертельный свет… Ха! Ты все же догнал меня, еще бы, изощренный молодец, не составило большого труда всласть повалять в грязи жалкого неудачника! Но выше голову, господин детектив! Вот и папенька, тот тоже год из года твердил, что я не удачник, что ж, видимо, придется поверить в это, да мне никогда и не светило Лаик…
Сверкнувшее пламя раскололо мир пополам, я зажмурился от неожиданности, но огромным волевым усилием отвел занесенную в бездумной попытке защититься правую руку… И растянулся, крякнув от изумления, погребенный внушительной, горячей… поразительно увесистой тушей, развалившейся на богоданном Джанни Франко с ног до головы и опрокинувшей мертвые руки, кажется, по обе сторонам его щек. Где-то премерзко булькнуло, царапнув о скрывшийся в темной жиже камень предательское железо, может ли быть, что… он выронил свою шпагу? Я, несколько оглушенный справедливой догадкой, но еще не до конца очнувшийся от оглушительных ударов сердца и кровопролитной схватки не на смерть, как принято распевать в богоугодных виршах, а на жизнь, зачем-то попытался приподняться, не успев сообразить толком, зачем, да так и замер, не спихнув с себя омертвевшую тушу недавнего врага и уставившись вперед.
- Рокэ… - хрипло позвал я секундой позже, силясь высмотреть что-то в бушующем мраке, - свечка…
И в тот же миг вспыхнуло тоненькое, хиленькое, но, раздери все Леворукий, пламя! Я мучительно замигал, в глаза плеснуло едкой солью, но маленькой ажурной сеточки теней хватило для того, чтобы не только подтвердить мои худшие предположенья, но и осветить милейшего «адъютанта» его светлости (то есть, меня) до груди. Представ пред нетленным оком правосудия с обнаженной шпагой и перепачканным с ног до головы в чужой крови одеянии, матово поблескивающем и разбредающейся пьяной радугой, он красовался на редкость художественным складом костюма. Эх… Хорош помошничек, а сам-то…
Мое сердце немедля сжала стальная рука.
- Эй… - прохрипел я несколько позже, тщательно осмотревшись и чудом не разразившись истерическим хохотом, что, верно, было бы не самым лучшим завершеньем горящих нешуточным драматизмом обстоятельств. – Да поставь ты ее у входа и помоги же мне сдвинуть этого борова!
Огромная, давящая несчастные ребра тень, горяченная, мертвая дернулась разок, страшно шевельнулась, я зачем-то отвернулся и с грузным плюхом (я успел ругнуться сквозь зубы, щеку окатило ледяной дрянью) погрузилось в зыбкую кучу первосортной дряни, а «господин детектив» оказался свободен, частично, разумеется. От продвинувшейся под час под самое горло присяги его еще никто не распоряжал. Правда, он был малость помят и несколько сконфужен (нет, совершенно, определенным образом, это называется по другому!), но, представьте себе, кажется… вполне цел. Правда, где-то там прошлась престранная шпага кровавого дельца, но, кроме всего прочего, мы отделались малой кровью. Я отделался. Леворукий…
Я попытался приподняться, но ногу тот час пронзила страшенная раскаленная игла, с оставленными за зубами стонами вынудив меня плюхнуться обратно. Должно быть, в конец измочаленный, обратившийся в хрустящую, дрянную корку сюртук слегка задрался, потому что в ту же секунду я отчетливо ощутил, как по спине поползли тонкие, сальные, ледяные капли. Меня даже передернуло, но в следующую секунду мир закрыла опасная тень… разве что, слишком тонкая, чтобы быть смертоносной. Но и так могло показаться лишь неискушенному наблюдателю, да и то, кажется, я говорил это раньше, на первый взгляд. Я медленно поднял набитую горьким дурманом головушку, красивое лицо мальчишки утопало в рельефной тени. Из пустоты выросла сильная, черная ладонь, в которую я вцепился прежде, чем понял, что совершил, и… Желудок подскочил в горлу, нога взвыла распроклятой кошкой, а величественный «господин детектив», чудом устояв на подломившихся коленях, резко вскинулся с пола, захлюпав промокшими сапогами.
Я зачем-то оглянулся. Да, так и есть! По штанам стекала гадкая юшка, подол разразился осенней капелью, а там, в трех шагах, высился противник. То есть, мертвец. Еще один. Разрубленный змей!
Тремя пальцами я кивнул мальчишке, и в руку угодливо прыгнула покрасневшая от омерзения свеча. Приподняв жалкий огарычек повыше, я решительно шагнул вперед… то есть, полагаю, шагнул бы и ткнулся в лужу носом, ежели б не предусмотрительный постреленок, подрядившийся не только двинуться следом, но и поддержать сковырнувшегося патрона под локоть. Впрочем, сейчас я едва обратил на это внимание… Слегка наклонившись вперед, но не изменяя природной осторожности, я с некоторого отдаленья осмотривал распростертое на полу на удивление маленькое тельце. В задеревеневшем от крови монашеском одеянии, вот, что сразу бросилось мне в глаза, но, не спеша еще удивляться, но уже успев сделать выводы, я лишь молча приподнял свечку повыше, и, машинально выдрав у застывшего за плечом мальчишки многострадальную руку, неловко шагнул вперед, претерпевая мучительную боль, для верности стиснув зубы.
Леворукий… Сначала мне показалось, что у неудавшегося монашка (какого?) на удивление отвратное выражение лица, подчеркнутое нетленной смертной гримасой, потом, после некоторого размышления, почудилось, что он попросту страшенный урод, вот, не повезло бедняге, правильно, что с такой мордой – только в монастырь, но секундой позже…
- Да на нем же маска! - почему-то шепотом проговорил я, зачарованно всматриваясь в расползающиеся по грубому холщовому холсту ажурные черные пятна. – Самая настоящая маска, из старого мешка, с длинной дыркой для рта и… - я торопливо шагнул вперед и, движимый азартом и престранным, представьте себе, весельем, подцепил кончиками пальцев коротенькую дрянь, обнажив забродивший серенькой бородкой костлявый подбородок. Разумеется, все вышеописанное выглядело бы в моих глазах, признаюсь, презабавно, ежели б не одно удручающее обстоятельство – и дырки для «носа» и грубая щель, с вашего позволенья, «рта» были кропотливо перемазаны черной краской, создававшей иллюзию мертвенной жизни. Разрубленный змей! Что же это творится… - И для носа.
- Но не для глаз. - Заметил откуда-то мальчишка, я резко оглянулся через плечо, а потом уже развернулся, впившись глазами в то, что находилось у него в руках.
- Значит, ты нашел орудие убийства. - Удовлетворенно, но не с некоторой досадой кивнул себе я, с налетом легкого удивленья разглядывая небольшой, но крепкий серебряный серп с костяной, перепачканный красной дрянью, ручкой. Чего только не… – Отвратительно. – Вынес независимый вердикт я, качнув головой и брюзгливо прикусив губу. – Я еще думал, откуда он взял такую короткую шпагу? Шпага… Почему он не выбрал шпагу? А именно это. Странная вещь. Не понимаю…
Погруженный в недоуменную задумчивость, я развернулся, шагнул к неудавшемуся покушителю, и, после небольших размышлений, рывком сдернул маску с лица… проводника?! Впрочем, следовало отметить, что я не слишком-то удивился. Что ж… он меня сюда завел, он меня… Знал ли о том отец-настоятель? Нет, до такого даже он бы не додумался, особливо, поминая тот факт, что ко мне прикипел один из воспитанников, да не просто какой-то, а… он просто не мог так рисковать! Я задумчиво всматривался, не рискнув, впрочем, присесть на корточки, в лицо недавнего противника и откровенно недоумевал подобному повороту дел. Неужели он сам решил действовать на свой страх и риск? Моим глазам, не упускавшим не единой мелочи, открывалось уже немолодое, но и не совсем старое, лет сорока трех, лицо с крупными, но беспорядочными, ежели можно так выразиться, чертами лица, приобретшими в виду скоропалительной смерти выражение смирения и, представьте себе, сдавленного удовлетворения. Последнее наблюдение показалось мне особенно омерзительным.
Мог ли он наслаждаться игрой со смертью или сам ожидал дальнейшего разрешенья от бремени жизни? В таком случае, мы оказали ему «потрясающую» услугу. Стало быть, свихнувшийся самоубийца? Монах?! Что ж, мне ли не знать, что в этом мире бывает и такое, но…
- Брат Ридий, второй секретарь его священства и, по совместительству, ответственный за хозяйственную часть. – Раздался за спиной спокойный голос парнишки, я не оглянулся, но взял на заметку. Тучи сгущаются, значит, благословенный повелитель старого аббатства не мог не знать о сути дел, творимых подчиненным, впрочем, ближнее родство нисколько не оправдывает забывчивости, опять папенька вспоминается, стало быть, не мудрено. А мог и не знать. Тогда – зачем?!
- Эх… - мне слегка взгрустнулось.
Я неторопливо разогнулся, задумчиво потерев тыльной стороной ладони заляпанную красными пятнами щеку, отошел в сторону, поцокал языком, сверху оглядев безрадостную картину. А, заметив, что все еще зачем-то держу в руке распроклятую маску, коротко усмехнулся и, зачем-то кивнув закатной тиши, вновь приблизился в раскинувшему в черной пучине смертоубийце, свысока разжав пальцы и понаблюдав, как спланировала, не достав до носа, но наплыв на правую щеку, старая холстовина, перекосились в страшенной усмешке размалеванные черной краской жуткие «губы», встопорщились в складках дырки самопризванного «носа». Я брезгливо поморщился и, подпиннув сапогом черную ряску, резко развернулся, осветив лицо мальчишки. Несколько тревожных, пропитанных сбитым дыханьем секунд, я спокойно всматривался в его безмятежное, несколько отрешенное лицо, успокаиваясь и приводя в порядок мысли, а потом кривовато усмехнулся, опустив свечку на уровень груди:
- Эх, зря ты поспешил его прикончить! Балбес… - беззлобно пробурчав последнее, я счел воспитательное дело свершенным, и, для того, чтобы окончательно подвести черту произошедшему, рассеянно пожал плечами, не дождавшись толкового смешка: - Впрочем, чем уж теперь думать – нужно смотреть дальше. В этой жизни, знаешь ли, как говорил один мудрец, чтобы не случилось – случится. А теперь, давай-ка выбираться отсюда, мне еще нужно успеть все обдумать…
Но…
«Что бы не случилось»… не так ли, «господин детектив»?..
Уже развернувшись к двери и обогнув двух несчастных дуралеев, подвязавшихся прогнить, нанизанными на крюк, я понял, что смущало меня все это время. Что не давало покоя, но забылось, стоило сконцентрироваться на произошедшем. В этом закатном помещении… дабы не искушать термоизоляцию, поддерживался достаточный холод, что мы успели нарушить, распахнув клетушку в коридор, а сейчас… Было… слишком темно. И слишком тесно. А еще… Я уткнулся в оббитую железными листами часть стены, где раньше находился искомый выход, и даже не смог толком выругаться от рухнувшей на плечи смертельной усталости. Выругаться… Я даже не смог оглянуться на несчастного убивца, а только ткнулся лбом в пропахший тоской и гнилью обходной лист и, медленно втянув сквозь зубы ядовитый пар смерти, пополз на пол, не отдавая себе отчета в том, что хохочу, как сумасшедший.
Уже не важно было, было ли планом несостоявшегося насильника сразу захлопнуть дверь али припереть ее к стенке, да только с внутренней стороны она была гладкой, как протертая слизняками доска, а ручка осталась снаружи. А, может быть, это произошло случайно? Когда он бросился на нас, когда я швырнул в него откатившуюся куда-то тросточку, когда под навалившимся из пустоты серпом кошкой проскользнул мальчишка и решил выждать подходящего момента для того, чтобы нанести свой виртуозный удар… Как знать! Но теперь… Я медленно, не переставая сдавленно хохотать в стиснутую у груди свечку, развернулся и, пьяно тряхнув отяжелевшей головой, стукнулся затылком о металлическую кладку. Это все было не важно.
- Эй, Рокэ! – мой жизнерадостный смех взлетел под потолок, но я не мог поднять на него глаза, я просто… сидел и бездумно лицезрел пространство, переполненное мельтешением взбудораженных дыханьем теней и покачивающихся кровавых обрубков. – Какую смерть ты выбираешь – от холода, от голода или… все же от удушья? Нет. – Я нетерпеливо фыркнул под нос и, решительно ткнувшись носом в ледяное предплечье, хмыкнул: - Я, представь себе, не сошел с ума. Ну, что же ты молчишь?
- Как я понимаю, мы замурованы. – Спокойно оповестил мертвую пустоту голос мальчишки.
- Представь себе! – я, кошмар-то какой, даже захихикал, а, расслышав подобное попустительство, резко осекся. Кошков мир! Это что еще… - Рокэ… - я приподнял голову, нетвердой рукой поставил истерзанную свечку на сухой закуток справа и, тяжело вздохнув для спокойствия и тот час едва не подавившись, перевел на него усталый взгляд, впервые приглядевшись, как следует.
…Темная унарская форма, благосостоянием коей прежде мне всегда хотелось восхищаться, обратилась в ледяные латы, покрывшись сеточкой тлетворных, блестящих морщинок, должно быть, лишь благодаря цвету прежде не было заметно, что она промокла насквозь и совершеннейшим образом заиндевела. Ему, должно быть, смертельно холодно… Разрубленный змей, ну почему все так?! Аккуратный гибкий хвостик давно прилип к шее и крутящимися завитками перелез на высокие скулы, полные губы ловили случайный чистый вдох, но глотали омертвевшую кашу трупной вони и смертельной гнили, но в глазах… полыхало спокойное, холодное пламя, в мгновенье ока подействовавшего на «господина детектива» отрезвляюще. Как всегда. Его сила… Почему мне казалось, что это больше, чем один человек может вынести?
Я ведь…
Я зачем-то перевел взгляд на забытую свечку, осмотрел свои черные, подсыхающие руки, внезапно ощутив, как замерз, как, кошкам под хвост, вымотался этой бесконечной проклятой ночью или этим бесконечным закатным днем, и… Леворукий забери нас, давным-давно обледенел, до хруста.
Я ведь… уже больше не один. И я буду черпать силу из его силы! Он воистину несгибаем и нет ничего, перед чем бы он остановился, почему на этом свете есть такой человек, как зовут люди такого человека?..
Температура понижается, между тем кивнул я заплывшей в голову мысли. Действительно, термодинамика помещения восстановлена, а, значит, циркуляция холодного воздуха уже не будет прекращаться. А мы…
- Рокэ, прости меня. – Шепнули мои губы изгаженным трупной кровью ладоням, и я, решительно подтянувшись и отринув хандру, резко вскинул голову, подарив спокойным синим глазам теплую улыбку. Что не говори, а у меня еще обязательно будет время предаться чернейшему отчаянью. Сейчас у меня есть вещи поважнее… сейчас… - Ну, и чего ты там встал? – сварливо осведомился я, рассаживаясь поудобнее и аккуратно переставляя свечку. – Леворукий, весь промок, так ведь и до смерти простудиться не долго! И переодеться не во что… и становиться все холоднее. Разрубленный змей, но не на тех напали!.. Иди сюда. – Я непримиримо тряхнул ладонью, до боли всмотревшись в его спокойное, хладнокровное лицо, по коему, свешиваясь с трех недлинных, обвивших высоких лоб черными змейками, прядок, ползли две черные, влажные струйки. Он рассеяно потер лицо ребром узкой ладони, осталась смазанная полоса, прошедшаяся и по изящному носу и по упрямым губам… Мое сердце дало отчаянную трель. – Иди! – крикнул я, в конец обессилев, и уже, было, собрался приподняться, чтобы лично препроводить сего нахальца к месту назначенья да крепким подзатыльником выбить из непокорной головушки всякую, засевшую там горделивую аристократическую дурь, как…
Этот балбес, представьте же себе расцветшее в душе вашего покорного слуги изумленье, неожиданно широко шагнул вперед и, очутившись по правую сторону от моих коленей, быстро пробежался тонкими пальцами по длинному, засаленному ряду запутавшихся в кровавых ошметках пуговиц, гибко выгнулся и умудрился даже стянуть с себя сюртук! Но прежде, чем я разразился ответственной за воспитанье малолетних недоумков бранью, высказался относительно необходимости сохраненья тепла и его сообразительности, а так же интеллекта, подстегивающую сию далеко идущую… гхм… «сообразительность»!.. он… он грациозно опустился под мой ледяной бок, ловко скрестил ноги в лодыжках, а предварительно сбросив сюртук на пол и усевшись, разумеется, на него. Это…
- Ты что делаешь, раздери тебя кошки?! – взревел я, затрепыхавшись в попытках стащить с себя треклятый хомут (к кошкам руку, к кошка неловкость!) да кое как прикрыть его плечи. На парнишке осталась одна тонкая, дешевая серая рубаха, и это ли не защита для того, кто привык к закатному пеклу?! – Ты соображаешь, как здесь будет холодно?! Ты что – умереть хочешь? Разрубленный зме!.. – мне-таки удалось свернуть с шеи мерзейшую тряпку, разодрав на себе все пуговицы и часть правого рукава, и воздеть руки, для того, чтобы с маху покрыть его пропахшим гнилью и мертвечиной и превратившимся в жалкую дерюгу неплохим кафтаном с головы до ног, но…
- Господин детектив, умоляю, не занудствуйте… - от перехватившей дыханье щемящей боли у меня даже руки опустились. Я неуверенно обернулся, опустив взгляд на его лицо. Мальчишка проказливо улыбнулся, жаркие кудри пряли кружевную рамку его нежному лицу, но, неожиданно, став на мгновенье на удивленье серьезным, он вдруг мучительно, отчаянно, неудержимо зевнул и, сладко потянувшись, изящно, как кошка, поднял на меня глаза, щедро проперченные усталостью. И я почувствовал, что, как бы не было все страшно, имею честь самым удивительным образом, но – улыбаться, а мои руки осторожно, но кутают его худенькие плечи этой грязной тряпкой, которая не стоила того, чтобы… и я, определенно, не стоил…
- А холод, впрочем, если подумать, не так уж плох… - услышал я свой тихий, напоенный дрожащей радостью голос и изумился… но не сдержал смешка. Парнишка развернулся к стене, свернулся костлявым клубком и, подтянув до подбородка старый кафтан, затих, зарывшись лбом не то в мои ребра, не то в стальные листы скрывшейся в неизвестности дверки. Я и видел-то только пляшущие в закатных искрах блики на складках да растревоженную макушку. – Знаешь… - продолжил я, зачем-то опустив руку на его предплечье и только сейчас поняв, вдруг, какой он, в сущности, хрупкий… - может, станет попрохладнее, будет легче дышать… Ничего не попишешь, придется здесь заночевать. А утром они всполошатся, найдут нас, отопрут тут все непременно! Меня-то, может, и бросили бы, не почесались, а вот тебя хватятся, так что… до утра.
- Господин детектив, я тут подумал, - расслышал я хриплый, приглушенный голос, и слегка скосил глаза на запутавшиеся в тенях блики, - а ведь вы называете меня по имени только тогда, когда волнуетесь, или когда нас приветствует опасность, или… - голос вдруг стал чуточку глуше, а потом и вовсе прервался на исказивший сонное бормотанье внушительный зевок. Я усмехнулся, поправил на его плечах сюртук, незаметно сжал тонкое предплечье, – или когда…
- Ну, это же не твое имя, - рассудительно подчеркнул я, силясь оборвать его вялые мудрствования и несколько облегчить борьбу с одолевавшей сонливостью. Впрочем… я даже зажмурился. С этим мальчишкой никогда нельзя быть уверенным в том, что видишь… - Оно же у тебя такое сложное, а это так… кличка. Вот я и стараюсь не слишком увлекаться…
- А мне кажется, что у вас это получается неосознанно. – Задумчиво заметил вялый голос, и я едва не выругался – ах, Леворукий и все кошки его, да когда же этого ребенка наконец сморит сон?! – А имя… - он слегка пошевелился, я склонил голову к плечу, мои пальцы почему-то сжались в дрогнувший кулак. – Оно ведь теперь мое. В сем случае, господин детектив, не могли бы вы привыкнуть по скорее обращаться ко мне…
- Заткнись. – Буркнул я, откинувшись затылком в ледяные железные листы и прикрыв горящие глаза. – Спи уже. Спи… Рокэ.
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
08:36
Фанарт :))
все записи пользователя в сообществе
Грязный Аист
Ты, каппа-извращенец! Хм, Кохей, Кащей и дальше...
Цветная картинка (извините, она не совсем закончена, и нос, как всегда, получился длинее, чем я планировала
) ):
А так же к фанфику, обычная:
) Думаю, я еще что-нибудь раскрашу
)))
@настроение: отличное
URL
U-mail
Профиль
Комментарии
(
4
)
Поделиться
пятница, 21 марта 2008
13:51
Косплей-2 :))
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Продолжение нашей съемки
))
Хочу Рокэ в черном кожаном плаще и Катарину Ариго в сером и красном... Уххх... мечты-мечты
)) Но, может быть, все и получится
)))
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментарии
(
5
)
Поделиться
вторник, 18 марта 2008
22:10
Какие я нашла картинки :)
все записи пользователя в сообществе
Командор
Prepare to immidiate deresolution
Та-Ракан:
И обратите внимание на оформление этой обложки^^
Какое лицо))
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
15:42
Косплей - Рокэ Алва vs. Альдо Ракан :))
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Мы давным-давно отсняли этот материал, но вот наконец-то смогли закончить! Остальную часть выложу в самое ближайшее время, а пока оцените нашу работу
)) Я знаю, что мы еще обязательно сделаем косплей с одним Рокэ Алвой, и он не за горами, и я очень его жду
)
Потом будет больше Рокэ
)) А тут один Та-Ракан, как я погляжу
))))))))
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментарии
(
2
)
Поделиться
суббота, 15 марта 2008
14:30
Преступление-5.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
Я медленно шагнул вперед,
читать дальше
держа над головой тонюсенькую свечку, распространяющую неяркое, зеленоватое сияние и уже начиная жалеть (о чем, разумеется, я никогда бы и ни кому не сказал, даже по под страхом неминуемой смерти), что отказался от сопровождения серенького монашка, вызвавшегося проследовать за «господином детективом» вплоть до места назначения. Я никак не мог одобрить излишней навязчивости, а потому, вздернув свой гордый нос и приняв самый возмущенный вид, тоном оскорбленной мамаши с пафосом заметил, что и сам могу сделать достаточно выводов об увиденном, а ежели кто-то намекает на мою, так называемую, немощь… В то мгновенье взгляды всех присутствующих скрестились на перевязанной поверх штанины голени, то не извольте сомневаться, гордо заявил я, распахнув дверь и чудом удержавшись на пятках, столь прискорбное стечение обстоятельств ни сколько не помешает жаждущей возмездия душе вершить искомую справедливость! С этими словами я вышел, оставив господина коменданта и отца-настоятеля на благо мальчишки, надежно и неумолимо прикрывающего мои продранные закатными кошками тылы.
Однако реальность оказалась куда прозаичнее.
Я осознал это, позволив себе подняться в отведенные парнишкой апартаменты, с беззвучными проклятьями облачившись в свежий костюм и кивнув, мол, можно идти. Поскольку, проследовав за предложенным хитрым святошей монашком я крутил по подозрительным коридорам не более часу, а потом оказался пред тщательно забаррикадированной тремя рассохшимися, покрывшимися зыбкой плесенью досками (вот странно, а ведь в ответ на вопрос провожатый начал божиться, что их прибивали этой же ночью, так как могло случиться, что…). Монашек с удивительным проворством отогнул пожелтевшие от ржавчины гвозди, рассыпавшиеся рыжеватой трухой, и, с некоторым усилием отлепил, к слову, с ужасающим чваканьем, забродившие доски, а затем, покопавшись во внушительной связке всевозможных ключей, безмолвно отпер огромный замок, который я, признаться, сначала даже не заметил, увлекшись созерцаньем возведенных баррикад.
«Это здесь», - ответил на мой безмолвный вопрос хрупкий служака.
За указующим перстом разверзалась черная, осклизлая дыра. Окон не было, в соответствии чего в искомый коридор не проникал ни солнечный цвет, ни уличные крики. Стояла страшная, неестественная тишина, толстенные камни глушили всякий проблеск жизни, и впервые мне подумалось, что аббатство действительно напоминает сложенный из омертвевших мыслей курган.
«Этот подвал, - меж тем тихонько прожурчал под рукой монашек, я едва не вздрогнул от неожиданности. Как странно… слышать человеческий голос в такой тишине, как странно и как… замечательно… - мы используем его для хранения продуктов, и чтобы солнечный свет не губил мясо и птицу, по приказу его светлости были заложены окна. Разумеется, с самого начала сей коридор так же служил местом отдохновенья и молитвы, но после низ правого крыла был полностью переоборудован под склады… Там, в конце, должна быть дверь, где мы оставляем самое нежное мясо, и вот там-то… Да будет мне позволено заметить, что это первый раз, когда нечто подобное…»
Разумеется. Подвал. С кошка знает сколькими пролетами под землей. И здесь хранится свежее мясо. Шутка Леворукого, не так ли?
«Милейший, - чванливо выступил я, перехватив из его тонкой лапки хиленькую свечку и, перенеся вес на здоровую ногу, толкнув тросточкой замешкавшуюся дверь, - благодарю за рассказ, но все, что мне нужно знать, я уже успел узнать, а сейчас позвольте, дела не ждут!»
За спиной с гадким шлепком сомкнулись богоугодные створки, в свете свечи, которого, дай Леворукий, а хватило бы на пару-тройку шагов, растворился печальный, преклонившийся пред низменной глупостью старший хрупкий монашек, а я оказался запертым в непролазной тьме. И приперевшей со всех сторон тишине. Постояв пару минут и позволив себе чуточку пообвыкнуться, а так же выкинуть из головы все мысли, такие как, например, о том, что монах вполне бы мог завести «господина детектива» кошке под хвост, да и запереть бы замочек-то в ответ, и ищи его свищи, я, аккуратно поразмыслив над сложившимся положеньем и сконцентрировавшись на шагах, с тихими вздохами двинулся вперед.
Но не прошло и получаса, как проклятая нога разболелась закатной кошкой, и не удивительно. Проклятая трость находила своим долгом сообщать мне о всех возможных тектонический неровностях и взывать о крике с неотступной злокозненностью. Проклятая дрянь цеплялась за все выступы и трещины, попадающиеся мне на пути, и в ответ на нежданный толчок али спотыканье нога ревела так, словно в нее вселился сам Леворукий, а где-то за плечами, ко всем бедам, под час раздавалось отвратительно знакомое хлюпанье…
Я резко развернулся. Нет, нет, ничего, это вода за окном стекает по кровле, не здесь, но там, где есть окна… Ничего нет, но какое же мерзкое ощущенье! А самое отвратительное, что это действительно трогает мое сердце, тревожит и заставляет вспоминать о пережитом позоре, ведь нет ничего отвратнее, чем взрослый, сильный мужчина, воин, в конце-то концов, просящий смерти. С сими мыслями я вновь заставил себя невозмутимо развернулся и, морщась, кривясь и охая, упрямо захромал вперед.
Неожиданно за плечами раздался продолжительный зевок, и не успел я в ужасе от пронзивший разум догадки развернуться, как знакомый до дрожи ленивый голос по слогам произнес:
- Какая глупая ложь, господин детектив… – я не услышал ни движенья, ни звука, но тонкие, чрезвычайно сильные пальцы (знакомые мне не понаслышке, но я решительно не мог поверить своим ушам!) подхватили меня под локоть, и… представьте себе, уверенно потащили за собой, не дав вставить и слова! - Осторожней, здесь приступочка. Вы поступили не очень хорошо, не поставив меня в известность о своей, так сказать, вылазке… К тому же, почему не предпочли прежде просмотреть дела о предыдущих смертях, чтобы быть уверенным, с чем именно столкнетесь?
- …А ты что тут делаешь?! – очнулся я, рванувшись назад, тот час нелепо зашатавшись, но каким-то чудом (воистину, уверуешь тут в Создателя!), не только сумев устоять на ноге, но и развернуться, дабы оглядеть возмутительного нарушителя концентрации с ног до головы, как мне казалось, самым строгим взглядом, на который был способен. Ах, следовало б уже догадаться, что с него мои угрожающие порывы, что с гуся – вода! Парнишка безмятежно застыл, где оставили, сколь мог разглядеть, одетый во всегдашнюю унарскую форму, на которой не было ни морщинки, не красовалось ни пятнышка, но что-то во всем его облике было какое-то не такое! А, догадался я секунду спустя, он зачем-то зачесал волосы в блестящий недлинный хвост, прихватив их широким платком. На высокий лоб выбивались три вьющиеся прядки, эх, поганец был чудо как хорош, и лучше бы он тоже знал б этом и часами просиживал перед зеркалом, отражая бушующее в юной душе тщеславие, так нет же! Мальчишка был совершенно равнодушен к тому, сколь ослепительно смотрится, и не… мог не вмешиваться в дела, обстоятельно не допускающие постороннего присутствия!
Вот кошков прохвост!
Парнишка не пошевелился, а вот его губы вдруг мягко дрогнули и расползлись в медленной, отнюдь не доброй усмешке, понаблюдав кою, я отчетливо осознал, что волосы на затылке встают дыбом, но вскоре, губам, должно быть, надоело скалиться, и они, вновь задрожав и надломившись, сложились уже в широкий, безмятежный зевок. Парнишка рассеянно прикрыл тремя пальцами рот, а потом гибко потянулся, положив правую руку на вытянутую в струнку левую и слегка качнувшись назад. И я понял, что опять не могу заставить себя рассердиться.
Леворукий! Ну за что мне эта напасть?! Нет, что не говори, но живой человек, тут, рядом, в глупой пустоте мертвых, выстывших камней, был делом крайне… желательным! Но я, к своему изумленью, не соглашаясь на обыденное присутствие, сам, не желая в том признаваться, ждал именно этого человека! Его жизненный ток был таким… Я в раз ощутил, что легкие наполняются новым вздохом! Но и не мог позволить себе расклеиться, именно потому, что находиться здесь для него было слишком, слишком опасно! Ишь, чего выдумал, эксперт самоназванный!
- Ты… Разве я не велел тебе разбирать документацию и составлять анализ, а потом отправляться в постель?!
- И пропустить все самое интересное? – вяло откликнулся помощник (Разрубленный змей!), даже и не подумав всмотреться в полыхающее праведным гневом лицо и вновь шагнув вперед с явным намерением самым насильственны способом (ах, он все равно меня сильнее, так что я ему сделаю?!) заставить меня продолжать путешествие. Я быстро, сколь позволяла больная нога и памятные ребра, отшатнулся, готовясь к отчаянному сопротивлению и соскребая остатки раздавленного достоинства, для самого внушительного отказа, но… но мальчишка, подметив столь бесхитростный маневр, к моему сдавленному рыку, покорно остановился и, потянувшись одними плечами, отрешенно моргнул в заплясавшую по старым камням тень. – Господин детектив… - я торопливо встряхнулся и настороженно глянул на застывшего в крайне независимой позе «защитника», - у нас не так много времени. Вы правильно выбрали время посещения, но этот коридор не располагает к увеселительным прогулкам…
- Уж кому, как не тебе это знать, верно? – ворчливо отозвался я, со вздохом признав, что парнишка говорит правду, а мое упрямство отдает самым настоящим ребячеством. Нет, я не позволю никому (и ему, в том числе, будь мы даже трижды на одной стороне!), сделать из себя посмешище и отказаться от возложенной миссии из-за престранный манипуляций возомнившего себя настоящим прорицателем дурака! И, подумав таким образом и тихо вздохнув, я, воздев над головой свечку, осторожно двинулся вперед.
- Именно так, - невозмутимо откликнулся мальчишка, пьяно тряхнув черной головой, но тот час скользнув следом.
- А откуда ты все знаешь? – нарушил опустившееся на плечи молчанье я несколько минут спустя, устав уповать на худшее и прислушиваться к каждому вздоху.
- Не стану уточнять, что - все. – Насмешливо хмыкнул мальчишка, и я в который раз уже покачал головой – да, небось, весело с ним приходиться его родственничкам, прямо скажем, не завидую семейке… - Но кое-что мне известно. А все на свете, - продолжил он пару минут спустя самым благодушным тоном, я, успев пообвыкнуться с его выкрутасами, терпеливо хмыкнул под нос, прослушав десятый по счету сладкий зевок, - как это не печально, но и, согласитесь, не может не обнадеживать, не дано узнать никому! - доложил, всласть назевавшись, мальчишка, а потом, мне показалось, что я даже услышал, как он пробормотал что-то сонное: - Мм… Но об этом месте я действительно знаю предостаточно.
- И даже можешь рассказать? – не поверил своим ушам я, даже не заметив, что спотыкнулся.
- Почему нет? – безмятежно откликнулся юный шалопай, сладко выгнувшись. – Видите ли, господин детектив… - да, если так начинает, значит ничего серьезного, но мы все равно послушаем, в, конце концов, интересно, да и делать все равно нечего, а коридор все не думает кончаться, так и тянется и тянется, плывут слепые бойницы, стучит моя тросточка… - Стоило мне въехать в эту, с позволения сказать, обитель, как я столкнулся с двумя пренеприятными вещами. Нет, не с персоналом, хотя и он оставлял желать лучшего… Во-первых, ваша погода неприятно удивила меня, а во-вторых… царство невыносимой скуки! Не прошло и пары недель, как я осознал, что если чем-нибудь не займу себя, то погибну во цвети лет, и мой бренный труп будет пахнуть не вином, а пылью, к слову, достать порядочное вино тоже оказалось делом не простым, все-то в этой стране подвержено невыносимым условностям… - В этой стране? Сейчас еще довольно тепло, и не прошло и двух месяцев, как он тут, но ему и то кажется убийственным. Откуда же ты приехал, малыш? – И я, наперерез злокачественной скуке, принялся копаться в бумагах, которые, кажется, должны были кем-то охраняться… - мальчишка поравнялся со мной, его тонкие пальцы лениво перебрали затхлую тьму, на красивом лице проступила тень легкого неудовольствия. – Они и охранялись… - скучающе продолжил он, слегка склонив голову к плечу и покосившись вправо, - наверное… Во всяком случае, перерыв всю библиотеку, я лишь потом наткнулся на так называемый «закрытый отдел», сообразив, что что-то тут не сходиться, а собрание сочинений Дидериха является неполным…
- Дидериха?! – закашлялся я, к слову, сей многомудрый писака вызывал во мне священное веселье уже потому, что являлся любимым поэтом милейшего сударя батюшки, и уже в виду единственной (этой!) причины долженствовал вызывать непримиримый хохот. – А он-то тут при чем?!
- Не причем… - откликнулся мальчишка. – При свершенном мной открытии. Оказывается, стоило мне потянуть за потрепанный корешок гения талигойской словесности, как в стене открылся небольшой альков. Да, да, представьте себе, в духе романтичных изысканий, Дидерих был бы счастлив, без сомненья…
Я фыркнул, но не выдержал и расхохотался.
- А в открывшейся нише я обнаружил то, что искал, - усмехнулся парнишка, не обращая ни малейшего вниманья на приключившуюся с «господином детективом» блажь, - а именно – краткую опись текущих дел, несказанно заинтересовавших вашего покорного слугу. М, не все, разумеется. Ворованные господином комендантом королевские пожертвования, переведенные в бесконечные убытки (оттуда-то я и приучился добывать какое никакое, а вино, с надеждой, что господин комендант поделиться со мной и не возропщет украдкой…) я сразу отложил в сторону. Так же, там, аккуратной стопочкой, возлежали личные дела, сколь можно так выразиться, учеников. Я узнал о себе много интересного, но ничто из этого не вызвало моего удивленья, а вот небольшая рукописная книжечка о посещеньях сих бренных сводов всевозможными сверхъестественными гостями пришлась мне по душе. О являвшихся всякому желавшему призраках я успел услышать достаточно, но вот свидетельства их деяний невольно тронули мой интерес. И я углубился в чтение. Коридор, по которому мы сейчас идем, - я проследил на его тонкой рукой и уткнулся в далекий, испещренный ветхими прожилками, потолок, - находится как раз под тем, в который вас не желали пускать в прошлый раз. - Я, как вы понимаете, даже не стал заикаться о том, откуда ему стал известен разговор с отцом-настоятелем, просто заинтересованно подтянулся, - таким образом, ежели взять гипотезу о существование всякого рода духов, то предположение о том, что некоторые странности имели честь происходить и здесь, было бы вполне верным. Посмотрите вокруг. Что вы видите?
- А что должен? - немедленно отозвался я, поднимая свечку повыше и медленно сгруженные, крепко сбитые ящики с неяркими помарками на крышках. По обеим от нас сторонам плыли перевязанные вечевой рассохшиеся деревянные блоки, кое-где раздавался прилипчивый писк. Леворукий знает, сколько все это пролежало тут, без воздуха, и, несомненно, не могло не испортиться, но… И они этим кормили детей! Какая безответственность, более того, преступное бездействие! Но это было явно не то, что должно было привлечь мое вниманье. На конец я, скребя сердце, был вынужден сдаться. – Я вижу старый склад, которым давным-давно не пользовались, все здесь указывает на крайнее запустенье. И какое отношение все это имеет к свежему… - сердце вдруг екнуло в груди, я поражено взглянул на мальчишку. – Неужели…
- Нет, господин детектив, вам не солгали. – Невозмутимо кивнул парнишка, я ощутил радостное волненье. – Предыдущей ночью действительно были – сейчас узнаем, каким именно образом – убиты двое несчастных, но… Но кроме того, ваша догадка верна. Это место служит лишь прикрытием для чего-то до крайности важного. Как вы могли догадаться, ничто не указывает на то, что этим местом пользовались в последние лет… - он лениво огляделся, - десять. – Да, да, это объясняло наличие плесени на досках, которые, как казалось, были вбиты ночью, и ржавчины… Но совершенно не объясняло, почему монах сразу не сказал мне правду! – Это дает нам возможность предположить, что благословенный брат Петр, - настоятель, раздери его кошки! – намеренно ввел вас в заблуждение. С первого взгляда, это кажется даже глупым. И отнюдь не странным. Зачем говорить, что склад действующий, если все вокруг указывает на обратное? Зачем вообще оборудовать под склад коридор, находящийся под местом священных молитв, закрытом от всех посещений? Видит Бог, в этом доме достаточно места, чтобы организовать тут без малого скотный двор, так почему именно здесь?
- А что именно находится в этих ящиках? – сделал выпад я. – Может, следует проверить? Контрабанда, возможно? Они закрывают верхний коридор, где принимают гостей, названных считаться призрачными, а действительности предполагающихся зваться преступными, так почему бы не проделать ход из одного «святилища» в другое, и переправлять товар через лаз? В таком случае, разгадка становиться верной, но только эта, а зачем и кто убил…
- Если нас сюда пустили, то ничего важного. - Качнул головой мальчишка, и я был вынужден согласиться. – Заметьте, на полу обнаруживается полное отсутствие пыли, хотя все прочее буквально кричит о старости. Это говорит нам о том…
- Что здесь кто-то был. – Уверенно продолжил я.
- Несомненно. – В тон отметил мальчишка. – И совсем недавно. Быть может, памятной ночью…
- Могли тела перенести сюда? – задал следующий вопрос я, надеясь, что знаю ответ. – Как ты говорил раньше, они были убиты, но кто сказал, что именно здесь?
- Подумайте, что мы имеем, - предложил парнишка, облокачиваясь на один из ящиков и, как мне показалось, случайно царапая пальцем крышку. Где-то тот час раздался негодующий писк, юноша прищурился на свечку, как кошка. – Старый склад, которым давно не пользовались. Нигде нет пыли, но на ящиках она имеется. – Его тонкое лицо приобрело выражение легкой брезгливости, я позволил себе слегка усмехнуться. – Значит, их перенесли откуда-то. Но пыли нет не потому, что ее исшаркали чьи-то ноги, как вы, верно, уже имели милость догадаться. А потому, что этот коридор был действующим до сих пор, но кому-то понадобилось создать иллюзию ветхости. Перенесли ли сюда тела убитых? Об этом я могу сказать, лишь взглянув на них. Есть характерные особенности, по которым можно с незримой погрешностью определить, когда и при каких обстоятельствах наступила наша смерть… Быть может, мы продолжим?
- Да. – Я вновь развернулся и, приподняв свечку повыше, пошел вперед. – Лучшее, что мы можем сейчас сделать, это дойти наконец до той двери, про которую мне говорили, а ты… - я покосился через плечо, едва не зажмурился от ослепительной улыбки, - слышал… А ты, как я поглажу, приободрился! – заметил некоторое время спустя, оставив позади груду длинных полок, на которых покоились банки с подозрительного вида соленьями и извращенными корнеплодами, плавающими в омерзительной жиже. – Позволь спросить, в чем причина?
- Ох, господин детектив, вы задаете странные вопросы. - жизнерадостно, но несколько вяло рассмеялся в ответ мальчишка, покачав тяжелой головой. – Сейчас вы увидите первую улику, так почему вы спрашиваете о таких мелочах?
- А потому, что лучше бы ты спал по ночам, а не колобродил тут! - ворчливо заметил я, настороженно вглядываясь в гулкую темноту. – Всем было бы спокойнее… Рокэ! Ты очень мне помог, но ради всего святого, отправляйся спать, а? Пока ничего не случилось… И не думай надо мной смеяться! – беззлобно ругнулся я, услышав сдавленный смешок за спиной. – Ты что, не понимаешь?! Не на что тебе тут смотреть, я потом сам обо всем расскажу. Смерть вещь, знаешь ли, не очень красивая, уж поверь мне. Особенно залежавшаяся…
- Верю, - невозмутимо качнул головой парнишка, и я едва не вспыхнул от ярости – забочусь о нем, а он!.. - Но, тем не менее, позвольте мне сопровождать вас.
- Как будто у меня есть выбор… - пробормотал под нос несколько поостывший я, с раздражением развернулся, готовясь дать отпор любому, и… к изумлению своему, уперся носом в дверь! В ту саму дверь, за которой… - Рокэ!
- Есть! – вынырнул из-за плеча парнишка, перехватил предложенную свечку, на его губах играла слепящая улыбка. – Это оно?
- Зачем спрашивать… - я несколько долгих секунд безмолвно пялился в покрытую старой копотью, изломанную трещинами древесину, а потом… - о том, что и так известно?! – быстро размахнулся тростью, пока ни нога, ни сам не успели понять, что именно с сим предстоит, и обрушил ее на удивление легко поддавшуюся дверцу, беззвучно распахнувшуюся куда-то в пустоту.
Нашим глазам открылся небольшой проход, и я, не теряя ни секунды, быстро шагнул вперед, даже не поперхнувшись от шибанувшей в ноздри отвратительной вони. Да… здесь стыла, в ожидании дальнейших приказов, свершившаяся мука, я понял то незамедлительно. И не успел даже удивится, когда быстрой, пробежавшейся по предметам тенью метнулся вперед мальчишка, не успел ни остановить его, ни крикнуть: «Подожди!».
Не знаю, что я ожидал тут увидеть, но… но в неярком, разлившемся свете вскинутой в гордой руке свечки, стало ясно, что мы, по всей видимости, в своих предположениях не ошиблись. Частично. Во всяком случае, вообразить более тщательное укрывательство собственных грешков не представлялось возможным. Ежели, согласно нашим предположениям, все это делалось лишь за тем, чтоб обдурить мою светлую головушку, то по приказу святоши монашки подсуетились прекрасно, да так достоверно, что… меня невольно пробирала дрожь.
Перед нашим взором простирался небольшой, нет, действительно, до противоположной нам стены не было тридцати шагов, но емкий склад, поражающий воображение скромного детектива. В талом свете, скачущем по углам, место сие представлялось мне чудовищной гротескной декорацией. С невысокого, опаленного гарью пололка на длинных цепях, надетых с двух сторон на крючья, свисали обтянутые сонной марлей кровоточащие, истощающие нестерпимый аромат гнили бычьи вырезки. Вот странно, отстранено подумал я, в такой ситуации кровь должна была бы давно успеть запечься, но она, разумеется, являя собой ярчайший пример истинной невообразимости, не стекала, но вяло капала, заливая пол черным, густым, мертвенным блеском. Весь пол, успела натечь порядочная лужа… отовсюду. В общей сложности, нас приветствовали ровно четыре ряда – по пять в каждом – вмерзших в крюк обрубков. Я, пребывая в некоторой апатии, вызванной изумленьем открывшейся картиной, быстро оглядел потолок, да, все верно, двадцать, осмотрел голые стены, пропитавшийся зловонной субстанцией пол…
- Господин детектив, - я даже не вздрогнул, как странно, а голос мальчишки почему-то звучал так холодно… - Их нужно раскрыть.
И в следующее мгновенье я понял, какая именно деталь вышеописанного страшного сна представлялась мне такой ужасающей. Нет, не то, что в свете свечи кровь представлялась черной патокой, и даже не то, что не было не ветерка, а на мертвые тела ложились зеленоватые блики, нет. Просто… с вашего позволенья, тут не было трупов. Были… вырезки, не так ли? Раскрыть… Прыткий мальчишка, с престранным спокойствием кивнул своим мыслям я. Да. Среди этих страшных заготовок были… два человеческих тела. И какие, нам еще предстояло определить.
- Да, - услышал я собственный голос. – Бери на себя те два ряда. И разворачивай тщательно. Они должны быть здесь.
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
вторник, 11 марта 2008
01:56
Приветствую всех)))
все записи пользователя в сообществе
Redricus
Бейте их обоих - и Мару, и Будду
Фанарт)
URL
U-mail
Профиль
Комментарии
(
22
)
Поделиться
понедельник, 10 марта 2008
13:20
Преступление-4.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
Я тщательно размахнулся
читать дальше
и, направив тросточку аккурат в центр намалеванного на металлической аппликации ангела, с утробным грохотом развел массивные створки, с некоторым опозданьем, но не изменяя приличествующего уполномоченной королем персоне достоинством, вступив в освещенные Создателем своды. Во второй раз, спешу отметить, а так же спешу немедленнейшим образом доложить, что вышеупомянутому посланнику Его Величества самым каверзным образом претило приступать к известной пытке и вглядываться сделавшиеся крайне отвратными морды, но… Служба вещь - подневольная, так что - извольте подчиняться, да, да. К тому же меня не оставляла отчаянная надежда, что зеленоватый коктейль подлости, гнусности и откровенной ярости сделается вполне удобоваримым, а так же несколько испариться в холодном синем пламени. Ну и, ко всему прочему, мне страстно хотелось отомстить.
…Стоило отметить, что и тросточку и свежее белье, а так же добротный кафтан я, проснувшись по утру, в апартаментах, коих, как мог бы поклясться здоровьем любезной матушки, мне раньше видывать не доводилось, обнаружил аккуратно сложенными в небольшом кресле и прислоненными к спинке кровати, рядом с висевшими на ней же ножнами. Впрочем, мне не составилось большого труда догадаться, касательно событий предыдущей ночи, кому бы они со всей верностью могли принадлежать. Шпага так же была чиста и невредима. К слову, подозрительно чиста, но об этом мне совершенно не хотелось задумываться, хватило и пары вздохов.
Эх… Кошков мальчишка, думал я, лицезря укатившиеся под стол бутылки в кратком свидетельстве бурно проведенной ночи, и не спеша обозревая отброшенное, словно он закидывал на стол ноги, к стене кресло. А вот памятного кубка, представьте себе, мне обнаружить не удалось, как не искал, да я, признаться, и не очень-то старался. С больной ногой не больно попрыгаешь, хорошо хоть в самое злободневный мгновенье, когда я, с трудом приподнявшись на руках и всеми правдами и неправдами проклиная не только упрямство, но и хрупкость человеческую, мне удалось поизбавиться от нитей сна и сообразить, что самое сложное уже свершилось. А именно – с ужасающим кряхтеньем изловчившись одолеть-таки одеяла, я с облегченьем отметил, что облачен не только в сероватые штаны, но и в сапоги, что ныне представлялось мне – в смысле самостоятельно, с такой-то рукой! – делом поразительной ловкости.
К чести мальчишки стоило отметить, что и повязки были свежими, и рубаха на них, разумеется, тоже, в чем мне с легкостью удалось убедиться, скосив вниз проперченные едкой солью глаза. Да и дышалось значительно легче, и вообще, сколь с радостью отметил я, физическое состояние, не в пример душевному, было на изумление приятным, учитывая злокачественные ожоги и трещины в кости. Так же, при коротком осмотре, искомый бокал, почему-то засевший в болезной головушке вашего покорного слуги, як терновый шип, обнаружился в изголовье, на подоконнике, наполненный чем-то… водянистым, но не дурным на вкус. А я успел хлебнуть это «что-то» прежде, чем прочитал вывалившуюся из-под подушки краткую приписку.
В ней неисправимый подлец, к коему мое глупое сердце отчего-то питало неподвластную разуменью отеческую слабость, лаконично уведомлял «господина детектива» в том, что сей напиток поможет его скорейшему, облегченному выздоровлению, и хотя он (подлец, в смысле) настоятельно рекомендовал бы упомянутому детективу пока поберечь себя и позволить отлежаться, зная характер, а так же неуемную тягу к опасным приключениям (это у меня-то?!) решил не тратить понапрасну слова и время, а просто предложить - без вопросов - выпить вышеуказанное снадобье и отправляться прямиком в печально известную всем нам трапезную.
Умно. Умно, раздери все кошки. Что ж, именно это я, в конце-то концов, и собирался сделать, и ничто не могло удержать меня в постели, покуда в округе буйствовали загадочные исчезновения, а главный священник – он же главный подозреваемый непонятно в чем – продолжал злокозничать в свое удовольствие…
И опять же мне пришлось подчиниться неугомонному мальчишке, нет, не пришлось, разумеется, сей путь я избрал сам, но кто бы мог подумать, что сие совпаденье окажется всего лишь… некого рода фикцией! И в кого это я такой услужливый, думалось мне, покуда, с кряхтеньем и стонами, в сто первый раз поминая Разрубленным Змеем гордость, толкавшую вашего покорного слугу на столь скоропостижные шаги, я силился найти в себе мужество подняться. Нет бы действительно позволить себе немножко отлежаться, с тяжким вздохом откидываясь в магнетические подушки, волей не волей, приходилось признавать мне, но, что и говорить, а чего только от меня не ждали, но уж трусости! Нет, знаете ли, меня так просто спихнуть с дороги, оказавшейся ниточкой к долгожданной разгадке! Что и говорить, но нападение было не просто предупреждением, а самым настоящим покушением на убийство, что настоятельно рекомендовало знаться первоклассной причиной некоторому сомненью, но… Нет! В моей груди кипела жгучая жажда действия, и… признаться, даже я не ожидал от себя подобного упрямства, тем паче, что вставать под звон опостылевшего колокола не хотелось невероятно, но… но именно поэтому! (А еще потому, что почему-то страшно не хотелось пропустить, как отнюдь не удивленно растянуться в улыбке губы непредсказуемого мальчишки, и в соответствии со всем пропорционально вытянуться рожи проклятых святош…) Именно потому, я все-таки нырнул в треклятую сорочку и, возблагодарив синеглазого прохвоста за предложенную опорку, с трудом выкарабкался из-под душных одеял, покачнувшись, но устояв. И, горя стремленьем показать всем, что и у кошки может достать клыков, заковылял к двери.
О…
Мое появление было воистину триумфальным!..
Позволю себе вновь отметить - во второй уже раз… Но такого эффекта на резкий грохот и тяжелое ковылянье человека в бинтах не мог себе вообразить даже я.
Вскочили все.
Господин комендант подорвался с маху и, не успел я и сделать двух неверных, но твердых шагов, бросился навстречу - наперерез, выскочив из-за своего стола с такой скоростью, что даже уронил стул, в абсолютной тишине отлетевшей к стене с раздельным, монотонным стуком. Святоши (целый полк, Разрубленный змей!) резво повыскакивали со своих жердочек и нервно дернулись, было, вперед, но были тот час остановлены властным взмахом руки сударя настоятеля, проявившего удивительное самообладание, и всего лишь медленно кивнувшего в ответ на ослепительную улыбку вашего покорного слуги, к слову, взявшего верное направленье и, необратив ни малейшего вниманье на запрыгавшего поодалть коменданта, направившегося к столу.
Ну… или почти все.
Милейшие воспитаннички, к прорвавшемуся сквозь спесивую маску смешку, не только не обратили вниманья на впечатляющее возвращенье «великого борца с нечистью», но даже не соизволили поднять ветряных голов в повлекшую за собой отчаянный интерес старших товарищей сторону, в большинстве своем не решившись сколько-нибудь внятно отреагировать на мое картинное появленье. Кто-то спал, уронивши буйные умы на скрещенные на изрубленной трещинами столешнице локти, кто-то, по всей видимости, не изменяющие природной активности чада, вяло скреб вилкой тарелку, бессмысленно пялясь на растертые по дешевому фарфору зеленоватые разводы чего-то до крайности благочестивого, а кто-то, попытавшись, было, обратить на нежданного посетителя, сонный, исполненной вековою муки взор, не смели совладать с мучительной зевотой и оставили безнадежные суеты, склонив носы на грудь. Да уж, с лихорадочным веленьем размышлял над увиденным я, несчастным дворянчикам ночная суматоха Рассветом не казалась, вот если б их так каждый раз пытали – не было бы б ни шалости, ни греховодства, ни неизбежного пылкой юности распутства. Только это было бы вовсе бесчеловечно… но зато здорово примирило сей великосветский табун с рядом некоторых новшеств, коих я в ту же секунду постарался воплотить в жизнь.
Успев отметить, что отец-настоятель, придерживаясь на изумление прыткой походки, направился мне навстречу с явственным намерением положить конец появлениям на публике и, приблизившись, попытался, было, открыть рот, обстоятельно вознамерившись напомнить, что меня, кажется, уже давно успели предупредить от столь театральных выходов, предварительно успев шепнуть разгорячившемуся коменданту на ухо что-то такое, от чего краснолицый толстяк буквально вмерз в каменные плиты, решил действовать незамедлительно.
Ох, но так бывает только в жизни! Подвела нога, не вовремя напомнив о себе мучительным спазмом. Я зашатался, костеря Леворукого и его кошек, и, было, уже приготовился финально осесть на пол, испортив себе не только долгожданный триумф сладкой мести, но так же и выловленный из рукава главный туз, как… На мое предплечье опустилась стальная, горячая рука, а… меня поддержали. Более того.
Невозмутимо поклонившись вернувшим тросточку белым тонким пальцам, но не позволив себе оглянуться или скосить взгляд на восставшего за правым плечом богоданного помошничка, я успел всласть насладиться разлившейся на высокомерной роже бледностью. Ах, кажется, милейшего отца на месте гром разразил, не иначе, потому как святоша, узрев того, кто предложил мне свою крепкую руку, того, кто досель, не в пример многим, выпрямившись и смотря прямо перед собой, казалось, бы увлечен пустотой и пространством, неожиданно метнулся вперед, чтоб немедля ступить в бой, узрев и коротко глянув в горящие синие глаза, окостенел тушей, образовав вторую статую. Да и монахи за его спиной почему-то вдруг настороженно притихли. Но и я не собирался отступать!
И когда монашек, наконец-таки совладав с собой и налепив на рожу до удивленья премерзкую улыбочку, выраженную подчеркнуть… легкое удивленье, положенное милосердному, снисходительному наставнику, приметившему за милейшим чадом нежданную шалость (ага, мысленно прищурился я, а мы ведь страшно не хотим, чтобы этот парнишка стал выделяться, вернее, не хотим, чтобы богоданный помощник признал в нем того, кто, несомненно, стоит не только выше, но и дальше…), собрался как-то сгладить проявившийся испугом конфуз…
- Великодушно прошу простить мне мою дерзость! - дал первый залп я, уверенно глядя в окаменевшее лицо главного священника аббатства. – Но обстоятельства вынуждают меня сейчас перейти к крайним мерам! Но прежде чем я изложу суть моих требований… Ро-о-о-о…кэ!
Святоши вздрогнули, комендант охрип и попытался сдавленно прокашляться, а отец-настоятель, надо отдать ему должное, даже не моргнул, но то являлось следствием, глубокого и, ко моему вящему удовлетворению, ужасающего шока.
- Да, монсир Франко. – С готовностью откликнулся незаменимый наглец, и я в который раз уже был вынужден отказать себе в счастливейшей ухмылке.
- Рокэ, мальчик мой… - вальяжно начал я, приобретая весьма расслабленную позу и, для верности (силясь сделать то незаметным со стороны), опираясь на его стальное плечо, принимаясь легкомысленно помахивать тросточкой. Для полноты картины следовало бы еще походить туда-сюда, изображая глубокомысленное раздумье, но на это я, к несчастью, вынужден был признаться, уж б не потянул, хватало и того, что с каждым вздохом в груди болело все сильнее, но не так, чтобы нельзя было игнорировать, сосредоточившись и дав себе с тысячу клятв отдохнуть. Потом. Непременно отдохнуть. – Видите ли, этот парнишка, - я позволил себе потрепать за плечо с радостью оскалившегося сорванца, улыбнувшегося так яростно, что некоторые святоши буквально позеленели, а богобоязненные жеребчики проявили куда больше интереса происходящим, чем, скажем, минутой назад. Отец-настоятель, слегка покачнувшись и приоткрыв рот, молча уставился куда-то поверх моей головы, думается, определенно отказываясь верить в увиденное, - с радостью согласился принять на себя обязанности моего камердинера, раз уж долг службы не позволил мне взять с собой своего слугу, а так же вести мои дела, пока я тут. Я, видите ли, ужасно несобран, а всегда так сложно найти толкового управляющего… Так о чем я? Ах, да! Видите ли, этот юноша… – я вновь сжал его плечо, и мальчишка гордо выступил вперед, расправив плечи и выкатив грудь, - в должности моего личного секретаря значительно облегчит путь следствию. И вот о чем я хотел бы с вами потолковать… Надеюсь, вы, святой отец, не найдете ничего предосудительного в том, чтобы позволить мальчику пропустить некоторые занятия? Уверен, он смышленый малый и быстро всех догонит. Так вы не против? – поскольку милейший сударь пребывал в некоторой… растерянности, я счел, что мне достало уверенности и ярости, чтобы счесть молчанье положительным ответом. - В таком случае, не сомневайтесь, что я тот час разрешу все ваши проблемы. А пока… Рокэ!
- Господин детектив? – я все же скосил на него взгляд, и встретил прямой взгляд огромных, горящих каким-то странным весельем синих глаз. Почему-то… мне стало даже неуютно, но, мгновенно выветрив из сердца неумное чувство, я ринулся в бой.
- Немедленно собери для меня все свидетельства смерти и описания личности убиенных, надеюсь, - я со все возможной в моем положении стремительною развернулся к окостеневшему святоше, - святой отец, вы, как и обещали, сможете предоставить нам их незамедлительно?
- …Несомненно, - сдавленно проскрипел сквозь зубы старый монах, верно, решивший, что пришло самое время очнуться, - но господин детектив, - тусклые глазки не отрывались от моего лица, но мне почему-то не было страшно, и дело было даже не в том, что вокруг было полно народу, и не в том, что он, в сущности, был меня ниже, и даже в таком положении я все равно бы смог его одолеть, просто… рядом горел ослепительный синий факел, полыхало нещадное, непримиримое зарево, необузданно гудело могучее пламя, и… как я мог… в таком случае… чего-то бояться?! - прошу вас, разве… - я внимательно следил за выражением его узкого личика, но господин настоятельно вновь обрел свое достоинство, и оно оставалось невозмутимым, но… но костлявые пальцы болезненно теребили серые четки, и губы то упрямо сжимались, то складывались морщинистой трубочкой, и эту привычку я почему-то тот час нашел удивительно отвратной, - мы не говорили о том, что в наши дела… - почему он упрямо, нет, не непринужденно, а именно упрямо, не желал смотреть на парнишку? Он обращался только ко мне, в то время как монахи за его спиной, все, как один, безмолвно пялились в насмешливые синие глаза. Вот тут мне действительно стало не до шуток. Это что еще такое… - Мы говорили о том, что в наши дела не стоит вмешивать посторонних… Я понимаю, как сложно благородному сударю, - я даже не мигнул, но сердце екнуло. Что это было? Стрела?.. – в наше время обойтись без должного почтения… Но мне казалось, что прибыв в нашу скромную обитель, вы сможете притерпеться к распорядку, требующему борьбы с излишествами. Но, разумеется, как господину, привыкшему к мирским благам, в требовании некоторой снисходительности не было бы ни чего предосудительно и, ежели бы вы сразу обратились ко мне, поведав о своем затруднении, я бы с радостью предоставил в ваше распоряжение любого из самых расторопных моих людей, - по темным губам гуляла подозрительная улыбочка… Разрубленный змей, ну почему они так странно смотрят на этого, кем бы он ни был, юнца?! – Видите ли, - монах сделал несколько шагов… не навстречу, но в бок, как бы желая завернуть меня на выход, но я упрямо продолжил стоять на своем месте и смотреть ему прямо в глаза, - видите ли, - он тоже остановился, поняв всю тщетность произведенного маневра, но я заметил, что его руки с неожиданной яростью стиснули несчастные четки, - я ценю ваше рвение, я, разумеется, знаю, как важно для всех нас найти благоприятный, - Леворукий, почему именно это слово?! – выходи из сложившейся ситуации, но было ли разумно посвящать в ход дела частное лицо, нашего воспитанника, в конце концов, невинное дитя, никогда не видевшее крови?
А ведь крови-то и вправду не было.
Я молча смотрел вперед, но не в опостылевшее, изворотливое лицо, а чуть поверх, в неумело исполненный витраж, изображающий сцену душещипательного Возвращения. Знаю, это слово не совсем подходило для столь… благостной характеристики, но изображенная на сей фреске сцена была именно… не чистой и светлой, а такой… слезливой. И при том весьма гнусно.
Была… только слизь, много, много слизи, затянувшей весь мир, и луну за окном, превратившей свет в водянистое, липкое марево, как под водой, протухшей, забродившей болотной ряской. А кровь - настоящая, живая, красная, человеческая кровь…
Мои глаза скользнули по цветным стеклышкам, пролетели по вытянувшимся, побелевшим от напряжения лицам святош и остановились на собственной, искусно перебинтованной руке, крепко сжимающей в горсти изящную тросточку.
А крови… Я думаю, крови тоже было предостаточно. Ведь этот равнодушный, улыбающийся, но не умеющий смеяться мальчишка действительно умел убивать. Не знал, как это делать, хотя, верно, и поразительно фехтовал, и не убивал, как всегда, как мог бы делать бывалый солдат. Он прошел все эти стадии, и теперь именно… умел. Холодно, апатично и чрезвычайно жестоко. Какое же чудовище это… какое прекрасное, неумолимое чудовище, и ведь именно так и следовало поступать не только в сложившейся ситуации, а согласно всяким обстоятельствам, требующим неминуемого, холодного, трезвого и немедленного вмешательства.
Спасать их, значит быть убийцей.
В таком случае, богобоязненные господа назвали бы это… неизбежным злом, не так ли?
Нет…
Я вздохнул и твердо встретив взгляд колючих темных глазок.
Благородное добро, не отмахнувшееся бы от плевка в лицо в конце, не ни заметившее оскорбленья, а взглянувшее бы в лицо! Взглянувшее бы в лицо тому дураку, кто осмелился его крикнуть, взглянувшее… и рассмеявшееся.
- Видите ли, святой отец… - этого нельзя было говорить, нельзя было ни сейчас, ни потом, но я не мог, не мог остановить рвущиеся из сердца фразы, - вы правы, возможно, куда благоразумнее было бы довериться вашему помощнику, ведь он, несомненно, с порученьями касательно личности убитых и произошедшего здесь накануне справился бы куда лучше, имея честь знать этот дом, как свои пять пальцев, но, к прискорбию, вынужден отметить, что несмотря на то, что мне было строго-настрого наказано привлекать к расследованию непосвященных лиц и посвящать нежелательные элементы, - ко всему прочему еще и стихийные, но я успел прикусить себе язык, - этому… «мальчишке» я… доверяю.
Ох, опять выставил себя полным болваном, но приходят мгновенья, когда становится поздно печалиться о необратимом…
- К тому же… - я, полюбовавшись на плеснувшее в снулых глазках изумленье, резко подался вперед и, ткнувшись носом в воротник пропахшей пылью форменной сутаны, приглушенно, так, чтобы слышать мог только напрягшийся, приготовившийся взвиться монашек, заметил: - К тому же, мальчишка умеет настаивать, и мне не нужно объяснять вам (о, именно вам!), что в этом случае всем оказавшимся на пути его коварства (а, быть может, озорства, как знать?) лучше… Нет, не уступить дорогу. А попросту смириться. Посему, - я многозначительно усмехнулся и, не изменяя заведенной резкости, стремительно отстранился. Горделиво распрямившись, я обвел глазами замершую в предвкушении очередного чудачества залу, и громко заметил, обращаясь ко всем и ни к кому. - Я тот час же отправляюсь на место преступления, и настоятельно рекомендую вам показать мне дорогу. Да, не удивляйтесь, у меня есть некоторое представление о том, что опять произошло этой ночью, а потому я имею намерение осмотреть и запротоколировать все самым тщательнейшим образом. Рокэ, мальчик мой… доставь предложенные его святейшеством документы в мои апартаменты, будь так добр…
- Есть! – звонко откликнулся неисправимый парнишка и, выразительно поклонившись образовавшему синхронную статую заместителю, приглашающе повел тонкой рукой, самым изысканным жестом попросив того проследовать за ним. Ох, как бы не переиграл, но да, вынужден был с мысленным смешком отметить я, юнец всегда знает точно, когда надо остановиться, а когда… двигаться вперед.
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
вторник, 04 марта 2008
21:50
Грустное
все записи пользователя в сообществе
NLindermann
Ганнибал, твое место на кухне! (с)
Эх, говорил же я, не выйдет последняя книга Камши в конце зимы...хоть бы уж в марте вышла *горестный вздох*
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментарии
(
1
)
Поделиться
суббота, 01 марта 2008
14:26
Преступление-3/2.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
Я пытал рассеянным взглядом его небрежные руки.
читать дальше
Следовало ли мне расценить нежданно (и позволено ли мне будет заметить, даже тут мальчишка умудрялся выставлять меня полнейшим ослом и говорить не о том, о чем следовало бы) прорвавшуюся откровенность, как своеобразный толчок к дальнейшим расспросам? В конце концов, могло бы статься, что мы достаточно пережили вместе, в смысле я пережил, гм… чтобы иметь право лезть друг другу в душу, но… Но так могло показаться лишь исключительно неловкому наблюдателю, да и то - на первый взгляд, я же и вовсе откинул промелькнувшую, было, мысль, успев не только хорошенько разобраться в сложившейся ситуации, но и достаточно попривыкнуть к выкрутасам начальственного сопляка, чтоб не судить с разбегу. Я и не судил. А потому рассеянно кивнув непонятно с чем не то соглашаясь, не то подтверждая, и, обессилено понаблюдав, как он молча и чрезвычайно сосредоточено разливает последние капли из впавшей в краткую немилость бутылки в высокий бокал и, с престранной усмешкой откидываясь в свою излюбленную спинку, рассеянно вглядывается в ломкий огонек, лишь коротко вздохнул.
- Скоро рассвет. – Неожиданно повисло в воздухе, надорвав длительную тишину, и я, против обыкновения, даже не вздрогнув, после продолжительного молчания, передвинул голову на подушке, попытавшись посмотреть в окно… Напрасно, только зря растревожил рану, и зачем только рискнул? Мальчишка… Я перевел опустевший взор на раскинувшегося в кресле, высокомерно скрестившего лодыжки и поставившего локоть на тонкий подлокотник, союзника, безмолвно смотревшего на свет, и вновь осмотрел свои окровавленные руки. Мальчишка говорил правду, да и зачем ему лгать, как будто по перезвону птиц и шарканью ног в коридоре невозможно было догадаться, что тьме пришел конец, конце зыбкому владычеству ночи, а я… я остался жив, чем батюшка был бы несказанно обижен. – Нет, – я все же вздрогнул, когда он неожиданно звонко опустил бокал на столешницу и вскинул непокорную голову, пробежав влажным бликом по колечкам кудрей, – все становиться таким предсказуемым и скучным…
Я зачем-то отвернулся, мне почему-то страшно захотелось отвернуться, а вот спрашивать, что его тревожит и тревожит ли не хотелось совершенно, как странно, не так ли, «господин детектив»? Чего мне хотелось… Мучительно силясь разглядеть ответ в наскоро пробеленных камнях кладки и, быть может, в спокойном созерцании разыскать кончину пожирающей душу тоске, я… медленно осознал, что он сейчас уйдет. И неважно, зачем, не важно, как не было то странно, сколь не хотелось мне ранее продать душу Леворукому, чтобы суметь прочитать его мысли и понять, какую он преследует цель, мне почему-то было абсолютно все равно, кто может выступить супротив нашего хлипкого союза и кто будет доминировать в сем небольшом отряде… Все пустое, думалось мне. Забываетесь, «господин детектив»?
…Я понял, что задержал дыхание, а пальцы крепко стиснули одеяло, только вздрогнув от острой боли, пронзившей тело при невольном вздохе, и еще… не успев осознать, что он собирается уйти, мне… мне стало так… Ну что ж, мгновенье спустя решил я, мотнув головой и скривив стене жалкую усмешку, я уже отвернулся, хотя и не успел понять, почему, так пусть уходит! Ему, верно, давным-давно прискучило мое невольное общество, и сколь не было то абсурдно, мне не составило труда догадаться, почему. К тому же, уже давно следовало бы предаться неизменному любопытству, или что там им движет, и скользнуть разузнать, что к чему и с чем ведется… А мне пора остаться. Мне пора…
Я быстро развернулся, успев подавиться криком, но не успев захлебнуться мукой, и, на удивление отчетливо осознав, что побуждает вашего покорного слугу действовать столь возмутительным образом, но и не мешая себе признавать, каким выгляжу идиотом, из последних сил улыбнулся, махнув рукой в безмятежное, отрешенное, прекрасное лицо:
- Ну, в таком случае, удачи тебе…
…Что будет, если уйдет этот мальчишка, если он меня оставит?.. Хм. Никогда, «господин детектив», а могли бы вы раньше подумать, что возненавидите рассвет? Сейчас я мог признаться со всей возможной откровенностью, что я его ненавижу. Но что со мной будет, если за ним захлопнется дверь? Что вылезет из-под кровати, как скоро я буду съеден, как скоро буду проглочен тьмой или чем там еще? Но это… тварь не была тьмой. Мне представлялось, что тьма величественна и глубокомысленна, она не сияет, как дешевый и театральный фосфор, она не тщеславна и с ней невозможно справиться… просто нельзя.
…А что встретит он, покинув пропыленную жаром клетку и выскользнув в коридор?
И не смотря на то, что едва я успел осознал, что он собирается меня покинуть, а жуткий, непонятный страх залепил слизью глотку, и сердце забилось в пятках, я... не желал сдаваться, я хотел самостоятельно держать оборону! Я хотел, чтобы мне представился шанс защитить и его тоже, я хотел встретиться с мерзкими святошами нос к носу, находясь не под незримой протекцией, а охраняя его самого от чего-то омерзительного, но смертоносного, неуловимого, но не беспомощного! Я хотел его защитить, это мое дело, но что со мной будет, если…
- Господин детектив… - я бездумно вскинул стянутые болью глаза, хотя велел себе не смотреть и ни в коем случае не оглядываться, и… с изумленьем, граничащим с паникой, встретил гибкую усмешку… и почему-то даже не разозлился, в том случае, как он, несомненно, не против обыкновения играл со мной и забавлялся глупостью такого никчемного человечишки, каким всем, должно быть, ему представлялся ваш покорный слуга…
Я попытался беззаботно улыбнуться. У него же получается, так почему бы и мне…
…Боишься, что он уйдет, и все клыки ночи тот час вопьются в твое бренное тельце? Боишься остаться один на один с темнотой, как в детстве? Только, видит Создатель, тебе достает причин для того, чтобы опасаться неизведанного. Но так ли это? Ведь, в действительности, единственной причиной твоего ужаса является то, что ты боишься остаться без этого мальчишки! Как вы жалки, господин детектив, а взрослый человек, а так страшитесь глупой темноты. Но с ним… с ним, я попытался сглотнуть застывший в горле горький ком, но лишь бессильно задохнулся, с ним... в догадке не было сложности, было так спокойно, как никогда раньше. И почему, во имя всех богов, я полагался на дурня настолько младше, и кто кого тут должен был защищать, позвольте мне невольный сарказм? Но с ним, осознал я не без некоторого отчаянья, и то отнюдь не явилось неожиданностью, не было ни страха, ни упрека, и впервые, быть может, за всю свою жизнь, я смог вздохнуть с облегчением. И это удивительное чувство… Мне было так больно! Но… больно сладко и… впервые, пожалуй, эта боль не граничила с мучительным отвращеньем. Просто, догадался я, безмолвно созерцая его точеные черты и придаваясь радужной пытке, я больше… я впервые в жизни… я… не был одинок. Так было ли что-то, чего я когда-либо хотел с той же страстью?
Большего желал?
Какой же вы жалкий, господин детектив…
Не уходи. Только не оставляй меня…
Мальчишка помолчал с минуту, лицезря в конец опозорившегося меня, в беззвучном крике ожидающего страшного конца и без конца кидающего на дверь усталые взгляды, с непонятной усмешкой, а потом…
- Скоро рассвет. – Зачем-то повторил этот странный, жуткий парнишка, переведя взгляд в оставшееся за моими плечами оконце и улыбнувшись непонятно чему. – Совсем скоро…
А я, как самый последний осел, с расползающейся по губам дурацкой улыбкой, во все глаза пялился в его пылкое, совершенное лицо, в тонкие, увенчанные заслуженными кольцами пальцы, бездумно катающие по столешнице опустевший бокал. …С бездумным жаром вглядывался в покрывающиеся первыми зарницами губы, по которым мягко скользили чуткие розоватые блики, с неослабевающим вниманьем всматривался в выгнувшуюся шею, когда он мягко откинулся на спинку и закинул голову, зашелестев мягкими кудрями, на посеребренную догорающей свечой линию скул и тонких ключиц, открывшихся моему взору. Ведь он… и не собирался никуда уходить. Это я понял в ту же самую секунду, когда увидел тронувшую невыносимую синеву каплю доброты в его глазах, прозрачную каплю, упавшую в спокойное синее озеро, сорвавшуюся из неведомых глубин, проступившую сонными кругами.
И такое счастье захлестнуло меня, что я сумел выговорить лишь, хрипло прокашлявшись и более не доверяя языку:
- Ты прав. Эй! – окликнул я уже, кажется, успевшего задремать мальца несколько минут спустя, устав ликовать и изумляться. И, всласть полюбовавшись на то, как он, несколько запоздало очнувшись и медленно подняв голову, обратил на меня свои усталые, мудрые глаза, не позволил себе отвернуться (да и не сумел бы – так был ему рад), а кривовато улыбнулся: – Раз… раз уж ты решил ко мне прилипнуть, а я пока смогу тебя только что костылем отстегать, скажи хоть… Не угодно ли его светлости будет представиться? Для разнообразия согласившись на мои условия. А?
Честно говоря, я не мог и предположить, что подстегнет его к незамедлительному ответу, и был немало изумлен, когда мальчишка неожиданно проказливо усмехнулся и… сказал. Но… раздери все кошки!
- Ээ… - распробовав густое созвучие на вкус, после растерянного молчания покачал головой я, недоуменно уставившись в его искрящиеся глаза. – Этого мне так просто не произнести! Разрубленный змей, как же это… Ро… чи… е. Нет! Ро… кэ. – С трудом выговорил я, забыв, что потирать лоб еще рано и очень больно, да, взглянув на застывшего в преисполненной величия позе парнишку, твердо, но, впрочем, с ноткой вынужденной усталости, признал: - Рокэ. Большего я не выговорю. Ну и имечко у тебя, с непривычки язык свернешь! И… эй, ты чего?
Я в самом искреннем изумлении уставился в его невозмутимое лицо, поймав промелькнувшую тень неизвестного чувства. А поразительный парнишка, самым задумчивым образом склонив голову к плечу и с некоторым отчужденьем разглядывавший меня, явственно прилагал отрешенную работу мысли. Но…
- Я же тебя не оскорбил, случаем, а? – недоверчиво вглядываясь в его непонятное лицо, попробовал кинуть пробную удочку я, пристально отслеживая малейшее недовольство. – Ежели так – то, милорд, простите мои искреннейшие извинения, поскольку, уверяю вас, я не имел виду ничего дурного, и…
- Ро-кэ… - меж тем медленно, по слогам продекламировал мальчишка, не сводя с меня начинающего уже нервировать взгляда. Я настороженно подтянулся. – Рокэ. – Высказал он секундой позже, с некоторым… к моему священному изумленью, удивлением оглядывая меня с головы до ног. – Рокэ… – вздохнул наконец, и я с невероятным, позабавившим и поразившим самого до глубины души облегченьем осознав, что буря (хм, а имело ли место!) миновала, широко улыбнулся короткой усмешке. – Так меня еще никто не называл, но это… не дурно. Весьма-весьма. Пожалуй, я даже смогу привыкнуть…
- Ты уж постарайся, - фыркнул я, наконец-то расслабившись, и позволив себе прикрыть глаза. Спать хотелось ужасно, и лишь теперь я смог осознать, как устал и вымотался перестрелками, нервными шутками и всяческим истощеньем. - Только не вздумай, что я разрешу тебе лезть не в свое дело! – сонно пробурчал я, устраиваясь поудобнее и елозя по подушке затылком. – Ты ничего не добьешься, даже если подумаешь, что имеешь право влезть в это дело. В конце-то концов, не смотря ни на что, я тебя старше, и…
- Господин детектив, - донеслось до моего слуха.
- Что?..
- Спокойной ночи.
И это было последним, что я слышал, мягко скользнув в пустоту.
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
вторник, 26 февраля 2008
18:36
Преступление-3.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
Жарко…
читать дальше
Я, вымученно втянув багровеющий закатным пламенем воздух, с бессвязным стоном потянулся к мерцающему в отдалении пятну ледяного света. Нет! Как жарко. Это… Перед глазами рассыпались алые искры, а в черной, засыпанной прогорклым песком пустоте, вились прозрачные, но горячие, как солнце, нитки. Создатель, жарко… Разрубленный змей, и что же это так давит, дышать совершенно невозможно…
Так вот, каков он…
- Господин детектив, - на мои… пальцы, сообразил я секундой позже, силившиеся оторвать от горла край какой-то дряни, распространяющей невыносимый пар и мешающей спокойно вздохнуть, легла чья-то ледяная, стальная… рука, а знакомый голос заставил в мгновенье выплыть из липкого дурмана, - могу я попросить вас пока не шевелиться и оставить в покое одеяло? В вашем положении подобная прыть представляется мне не совсем разумной…
Б-быть не может, чтобы это! Я так и задохнулся, захлебнувшись кашлем и в раз очухавшись. Вот только… голова оставалась какой-то чугунной, и я не мог заставить себя пошевелиться, а так, как говориться, без проблем. Разум очистился от таинственной дремы, в миг обратившись в живейший отточенный скальпель, а под сомкнутыми веками произошла скорейшая работа раскаленной мысли! К моему глубочайшему сожаленью, спонтанная.
Что происходит…
Я медленно, отнюдь не желая подавать и намека на то, что успел проснулся и пребываю в некотором изумлении сложившимся положеньем, заставил себя по возможности незаметно расслабиться, вытянуться в душных одеялах и угомониться. И, не делая ни малейшей попытки открыть глаза, попытался представить, что собой представляю и в следствии каких обстоятельств оказался… в столь незавидном положении. Нет, мне никогда не доводилось жаловаться на память, а потому и события первой ночи и последовавший за ними фонтанирующий безумием взрыв легко всплыл в сознании, заставив недовольно нахмуриться.
Так! Натворил я дел, ничего не скажешь, хм, профессиональная хватка, не так ли, «господин детектив»? К кошкам… Ну, по предварительной информации, то есть… Судя по всему, я где-то лежу, и вступать в продолжительные размышленья о месте моего, с вашего позволения, пребывая в дальнейшем, повторим слова этого… «незримого благодетеля», представляется бессмысленным. Во всяком случае, до тех пор, пока я не решусь открыть глаза. Утешительное наблюдение, не так ли? Но, гхм, продолжим. Я не так часто попадал в подобные переделки, и мне еще не разу не приходилось выуживать из самое себя – бренного грешника – пули и латать продырявленные конечности, но… но в то же время, я был б последним ослом, ежели б не сообразил, что жар является следствием продолжительный и, судя по спешным домыслам, продолжающейся лихорадки, а… а вот то, что перекрывает грудь и не дает толком вдохнуть, это…
- Господин детектив, - Опять этот голос! Эге, парень, может ты и не заметил, но и я не так прост! Что это ты пытаешься сделать? А, верно, не дать мне раскрыться. Какой у тебя меланхоличный тенор, какой… скучный - для такого сопляка! - мне, конечно, лень, но я вынужден настаивать… Потерпите.
В ответ на столь оскорбительную тираду, я молча открыл глаза и… первым делом позволил себе осмотреться, намеренно неспешно, ну и, честно говоря, из-за в конец уж обнаглевшего головокруженья. Куда ни кинь глаз царила туманная чернота, из чего я извлек утешительный вывод – еще ночь, еще темно, и я по прежнему против всех и сохраняю свое инкогнито. Что ж… с какой стороны не смотри, не дурно.
От разместившейся на небольшом кроватном столике свечи распространялось неяркое, неровное сияние, и исходил небольшой колеблющийся полукруг, разбредающийся тусклой трехцветной радугой. Так же на столе, к моему вящему, но вялому, впрочем, изумленью, обнаружилась початая бутылка отличнейшего вина и стопка свежих… бинтов, кажется. Тут я попытался прищуриться, но виски в мгновенье взвыли очумевшей кошкой, и пришлось довериться чутью. Да, все верно, какие-то тряпки, скорее всего, наспех сооруженные из остатков простыни самопроизведенные бинты. И кто это у нас такой благородный?..
Удовлетворившись неспешным осмотром и пребывая в некоторой апатии, и не желая разбираться, было ли тому причиной на редкость дурное самочувствие, невыносимый жар, гложущий кости или же то, что меня совсем недавно едва не отправили к праотцам, а один из способствующих вышеуказанному отправленью господин сейчас имел честь находиться рядом, я рассеянно смотрел в пространство. Нужно собраться, так? Но мне-то действительно лень, вот уж кому! Не знаю… Но, честно говоря, сейчас мне не хотелось даже спать, даже закрыть глаза, и только… Должно быть, лишь прихватившее за горло чувство справедливости, недоумение, отточенные навыки и неизменная подозрительность заставили меня, наконец, очнуться и, в подкрепление неудавшейся попытке протрезветь, обратить взор на того, кому и не без некоторых ужимок со стороны произведения породившего круга и особой находчивости и ставшем корнем преткновения всех обвалившихся на мои плечи злоключений.
Я посмотрел на этого… мальчишку, о личности и возможных последствиях странностей личности коего не хотелось и думать. Пока. Узорчатое пламя неровно скакало по худым щекам, серо-желтыми пальцами лизало высокие скулы и, пожалуй, неспешно всплыло в моей голове, мне впервые представилась возможность рассмотреть милостью Леворукого али судьбы привалившегося к скромной персоне вашего покорного слуги этого таинственного баловня. Что ж… Ради такого дела и прищуриться не лень попытаться, с беззвучным смешком заключил я, безмолвно обозрев лицо случайного знакомца и кивнув своим мыслям. Несомненно, мальчишка будет важной шишкой. Да и уже, верно, вертит всеми, как хочет да мыслит о себе на редкость высоко. Мордашка ему досталась – загляденье, а мне в жизни, по долгу службы и в разнообразных тягостях пришлось полюбоваться на целое стадо хорошеньких сопляков, честно говоря, не было ничего в моей профессии более омерзительного, чем отожравшиеся на папенькиных кошельках да регалиях малолетние поганцы, но… Да, вне всякого сомненья, удивительно породистое лицо, достойное продолжение рода, под честь всякому, сколько-нибудь искушенному в дворцовых выкрутасах, несомненно, парнишка еще произведет фурор, но все это почему-то забывалось и отступало в тень, но и, разумеется, с циничным кивком кивнул я, не могло не являться главенствующим.
Что-то было. Что-то… страшное. Что-то… мучительное. Что-то… восхитительное! Что-то такое… сильное, невозможно, отчаянно!.. что-то… от чего мне вдруг почему-то нестерпимо захотелось… отвернуться.
Бесспорно, мальчишка был необыкновенно красив, но в нем было чувство, была уникальная, тонкая искра, и потому его выразительное, живое, вдохновенное лицо показалось мне невообразимо прекрасным. Конечно, странно, но для такого юнца худоба представлялась мне несколько запредельной, но, с другой стороны… это позволяло с максимальной страстью подчеркнуть, вылепить, очертить нервными мазками высокие скулы. У него было тонкое, чувственное лицо, полные, четкие губы, тонкий нос, изящный, как нарисованный, и темные глаза, цвета коих я не мог сейчас разобрать.
Синие… Воспоминание мелькнуло в распаленном болезненным жаром рассудке, как вспышка. Они такие синие…
Не совсем длинные, но и не короткие темные волосы взмыленной бурей рисовалась у гладких скул, а длинная шея небрежно уходила в темное сукно с сероватой линией крестообразной шнуровки. А кожа была… (я заметил это еще в первый раз, и должен был заметить, не заметить, так непременно обратить внимание, Разрубленный змей, составить обязательный графический портрет! А еще профессионал, называется…) Кожа была такой белой, белой, как мел, но не прозрачной, не бумажной, а… скорее (я даже хмыкнул, поэтичные сравненья, как прикажете это понимать?), как у фарфоровой куклы, но не сломленной недугами розы.
Так вот он какой, неожиданно пришло мне в голову, пока я лицезрел худые руки, небрежно устроившиеся – правая – на крышке стола, левая – покачивая указательным пальцем серебристый бокал…
- Так вот он какой, – хрипло рассмеялся я, отчетливо сознавая и какую несу чушь, и что не в силах остановиться… - Закат…
Огромные провалы синих глаз невозмутимо обратились ко мне, скользнули по опаленному нездоровым румянцем лицу, а красивые губы изогнула загадочная улыбка. Он удивился? Вряд ли… Но и не собирался отвечать, и это было… хорошо, здорово, Леворукий! Потому что «господин детектив» явственно сходил с ума и желал немедля попытаться собраться с мыслями, но, видя это… воплощение, живое, дышащее… это уникальное живое существо, как… было можно даже надеться? Вот почему смотреть, как на солнце, как на смерть… было невозможно и требовалось немедля отвести глаза.
- Боль-то какая… - прохрипел я, промелькнув горячечным взором по комнатушке и отголоском былых обид и возмущений задумавшись на миг над тем, чтобы, так сказать, возвращая утраченные позиции (конечно нелегко желать уважения, будучи не только прикованным к кровати, но и заявив себя верхом глупости, умудрившись рухнуть в обморок на глазах какого-то сопляка!), подняться и ухватив мальчишку за руку, дабы, во-первых, разумеется, потребовать объяснений, а, во-вторых, указать, кто же тут главный, не смотря ни на что, но… Но, внимательно проанализировав сложившееся положенье и мысленно рассмеявшись вышеуказанному ребячеству, а так же приписав незабвенное ранение, я решил несколько повременить с героикой и… ну, раз уж так сложилось, хотя бы устроиться по удобнее. Эх, раз уж я все равно тут… нечего грустить о малом, следует двигаться вперед. К тому же… если все уже так… Я осторожно пошевелился, поморщившись от боли и прихватив воздух исказившимся ртом, и, величественно откинувшись на подушку, прямо спросил: - Кто ты такой?
По губам паренька скользнула усталая улыбка, фитиль щелкнул, выбросив искру, и по его матовой щеке скользнули вялые блики, заиграли на разметавшихся облаком кудрях. Отвечать он не собирался, играл он со мной, что ли, или все происходящее представлялось ему не более, чем забавным приключеньем? Но… я уже не мог заставить себя даже разозлиться. Не хочет отвечать – не надо. Пока…
- Ну скажи хоть, сколько тебе лет-то? – насмешливо протянул я, еще раз окинув мальчишку пристальным, но, впрочем, несколько ироничным взглядом, поудобнее расположившись в обольстительных одеялах. – Шестнадцать-то давно исполнилось, ты ведь тут новенький?
Признаю, я позволил себе швырнуть пробный крючок. За сим вопросом следовало легкое желанье добиться смущенья или стесненья, но я, честно говоря, не испытал большого разочарованья, заметив, что юноша не только не отвел глаз от искрящегося талой радугой огонька свечи, но и не утратил своего благодушия. Впрочем, согласился я, на этого дурака я уже не мог злиться, да и хорош был бы! Пора и честь знать, уже большой дядька, чтобы… К тому же этот мальчишка, вынужден был я признать после некоторого размышленья и тяжкого вздоха, с первого мгновенья умудрился крепко запасть в мою черствую душу, запрыгнуть в сердце, отхватить себе здоровенный кусок и невозмутимо расположиться в без усилий отвоеванных пенатах, свесив барские ножки. Поэтому…
Злиться на этого мальчишку я больше не мог. Я уже, кажется, говорил об этом…
Но и забыть, как настрадался из-за этого самого сопляка, не мог тоже!
- Ну, так когда? – поиграл бровями я, кривовато улыбнувшись.
- Два месяца назад. – Безмятежно откликнулся юный шалопай, а я восхищенно присвистнул – ничего себе, эх, но каков же он будет, когда вырастет… И порожденью чего больного рассудка, али же какой страшной ветви принадлежит сие воистину иссушающее воображение… гм… творение?..
- Ну а кто ты такой? Как тебя по батюшке-то величать? – протянул я, окончательно избавившись от вызванного невольной слабостью раздраженья и приобретя привычный всякому сколько-нибудь самодостаточному человеку благожелательный вид. В конце-то концов, думалось мне, возлежавшему в перинах, это всего лишь на всего какой-то дворянчик, и что бы он не натворил и на чем бы основывалось его… удивительное могущество, и чем бы не подкреплялось поразительное происшествие, которое я никогда бы и не подумал забыть, все это было не важно, потому что… Я почувствовал, как в груди сладко екнуло сердце и, против обыкновения, легкомысленно согласился. Да. Это же всего лишь кошков мальчишка…
А потому я даже не поперхнулся, услышав лаконичный ответ:
- Господин детектив, уверяю вас, в данный момент я… гм… на вашей стороне и… это пока все, что вам необходимо знать. – Я молча смотрел на его тонкие руки, ожидая продолжения, но парнишку вновь заинтересовало пламя, пришлось со вздохом возвращаться к беседе:
- Я… ничего не забыл. – С легким смешком, несколько удивившим меня, заметил я, внимательно вглядываясь в лицо спасителя и ожидая… реакции? Напрасно, юнец не только не опустил на меня глаз, но и не почесался. - Я… - мужественно продолжил я, сообразив, что лучшего ответа и не добиться, - ничего не забыл, но не хочу сейчас вспоминать об этом. Скажи-ка мне лучше, раз твоя персона обязана оставаться в тени, где тогда нахожусь я, и что теперь прикажешь со всем этим делать?
- У вас повреждены три ребра и досадный ожог. На ноге. – Донесся до меня спокойный голос. - Не пытаюсь стать для вас скорбным вестником, но скорее всего останутся шрамы, даже если на поврежденные участки нарастет новая кожа. Скорее всего, поверхность будет нервной и бугристой, надеюсь, вы это переживете…
- Уж как-нибудь! – буркнул я просто для того, чтобы буркнуть. Сказать по чести, на это мне было плевать, а вот… - Так ты, значит…
- Так же, - невозмутимо продолжил неисправимый наглец, - отвечая на первый вопрос, отвечу, что вы находитесь в моей спальне, и, предупреждая прошенья, отвечаю, что, сейчас это самое безопасное место… Хм, вынужден отметить, что чувствую себя несколько виноватым – какое, оказывается, поразительное и, не скрою, новое для меня чувство… Столь же искренне надеюсь, что это последний день, когда мне приходиться его испытывать…
- Благодарю за откровенность. – Скривился я, невольно ловя себя не улыбке.
- Ах, что вы, - по его губам вновь скользнула удивительно раздражающая усмешка, хотелось бы думать, что ответная, - не стоит. Так вот, вынужден заметить, что я несколько поторопился с выводами и потому подверг вас опасности, или это они начали действовать слишком рано… В общем и целом, пока это единственное место, где вас не будут искать, и… не должны найти.
- А кто меня не будет искать? – мужественно смирив раздраженье, полюбопытствовал я, почему-то почувствовав легкое волненье. – Разрубленный змей! Чего мы тут думаем, не могли святоши натравить эту дрянь, но ведь и не знать о ней не могли, и ты это знаешь не хуже меня, да? Но, повторяю – я пока не желаю не думать об этом, не говорить, жив – и ладно. Но постарайся уж не отводить мне роль бессловесной куклы! В конце-то концов, не держи меня за дурака, ты бы не стал меня прятать – а как это еще назвать?! – если бы не думал, что это не святоши причастны ко всему этому… Леворукий! Вот только не хотелось ввязывать во все это постороннего… Но ты и сам достаточно ввязался, - недовольно покосившись на руки, спокойно возлежавшие на столешнице, раздраженно признал я, - так что дальше отступать некуда. Так скажи хоть что-то без уверток, почему нельзя было просто показать меня такого – раненого, убитого – почти всем, чтобы все успокоились, а потом продолжать свои диверсии?
- Господин детектив, не занудствуйте. – Я едва не взвыл, всплеснуть руками помешала не вовремя проснувшаяся боль, а потому пришлось ограничиться яростным фырканьем. – Я понимаю, что вас так злит, но позвольте пока ограничиться рассказом о том, что вы проспали. Итак… Что до происходящего ныне, то, как вы, должно быть, уже успели догадаться, ночь продолжается, и жизнь не заканчивается. Продолжаются и внутреннее расследования инцидента. К несчастью, вы успели перебудить все аббатство, извести некоторое количество крови и для большего драматизма переломать казенную мебель, - я почувствовал жгучее и совершено исключительное желание страшно расхохотаться, - а потому по спешному наказу отца-настоятеля, собственноручно взявшегося за ваши поиски, была проведена полнейшая модернизация поместья. Кстати, господина коменданта решено было не будить. – Да, рассеянно кивнул я, правильно мальчишка меня припрятал до поры до времени. Смешно, но комендант лицо военное, и, как не странно, выходит, не причастное к заговору, как не хочется не думать об этом, а все-таки приходиться. И, самое главное, найди меня в таком состоянии даже самый неволящий монашек, было бы легко спустить концы в воду, поминай только, как звали. – Но отец-настоятель, - услышал я и сосредоточился - у меня еще будет время подумать об этом, - пошел на оправданный риск. Унаров опрашивают, из чего вы можете сделать соответствующие выводы… - Мальчишка чего-то не договаривает, и не того, о чем можно было бы подумать, просто не успел он произнести эту фразу, как в мою душу закралось нехорошее, прямо скажем, крайне скверное предположенье, что… - Нет, на сей раз честь не по вашу душу. – Он что, мысли, что ли, читает? Ко всему прочему… - И дело не в чести. А, так вы же не знаете! – я едва зубами не заскрипел, нет, Разрубленный змей, а кто еще всю ночь провалялся?! - пропало еще двое человек.
Да. Подозрения подтвердились, ожидания ни в коем случае нельзя было бы назвать обманутыми, а взвывшая интуиция притаилась сытой кошкой. Нажралась, видать. Леворукий, да что же это творится…
- …А ко мне, как вы уже, верно, могли догадаться, еще не заходили и, не извольте беспокоиться, не зайдут. – Я даже не успел удивиться, почему он так уверен, просто пока слушал и все, но слушать, як выяснилось секундой позже, оставалось не долго. Оказывается, юный тиран все сказал, а добавлять что-то к вышеперечисленному не собирался. – Посему – поправляйтесь, уверяю вас, все объясню позже, а пока…
- А пока скажи все, что знаешь о потерпевших. – Каркнул я, и закашлялся, крайне удивившись – ну у меня и голос… - Говори-говори, в твоей способности узнавать все и про всех я не сомневаюсь!
- Господин детектив, - в ленивом голосе парнишки появилась знакомая бесящая тоскливость, - я уже не раз говорил, что вы все узнаете в свое время. К тому же сделать это будет очень просто, когда вы встанете…
Я несколько секунд молчал, бездумно вглядываясь в море золотистых бликов, раскинувшихся на покрывале, а потом устало вздохнул:
- Ну и к кошкам. Что-то не хочется мне что-то выпытывать, обойдусь пока. Может и правда…
…Руки были тщательно перебинтованы, обстоятельно и на удивление мастерски, каждый палец, и крепко-накрепко скованы ладони. От первого ребра и до ключиц тянулись крест-накрест перечеркивающие лопатки пласты белой ткани, так вот, почему было трудно дышать, но, говорят, при переломах так крепко – самое оно… А с ногой творилось нечто невообразимое. Под тремя одеялами разобраться, что к чему, было, конечно, несколько… проблематично, но болела она – як в закатный котел бросили! И вынуть забыли. На время. До сих пор…
В общем, я покивал сам себе и плюнул на сомненья, общее состояние можно было бы охарактеризовать, как положительное, но у меня не возникало и сомнений, что творилось бы. не приди во время квалифицированная медицинская помощь, без умелого, даже талантливого лекаря, что творилось бы с моим телом, и пережил бы я эту странную, сумбурную ночь? Я… не знаю, откуда взялось это чувство, просто в какое-то мгновенье я обнаружил, что улыбаюсь, а мои окровавленные руки тянутся к упокоившимся на столешнице худым, женственным кистям…
- Эй… - мальчишка медленно оторвал полу-прикрытые глаза от колеблющегося язычка тускловатого пламени, кажется, мелькнула в моей опустевшей голове престранная мысль, огонь усмирял его, очаровывал, как кошку, опустил исполненный величественной истомы взор на лежащую поверх сложенных рук перетянутую сухими бинтами ладонь, а потом неторопливо перевел непонятный взгляд на меня. Я не знал, о чем он думал в то мгновенье и почему не подумал отшатнуться сразу, вырвать руки из-под пальцев какого-то мелкого сельского учителя, но… честно говоря, мне совершенно не хотелось думать о том, какие мысли могли бродить в этой красивой голове, я… - Слушай, с тобой-то все в порядке, а? – судорожно облизнув пересохшие губы, хрипло спросил я, всматриваясь в непроницаемое темное стекло и пытаясь отыскать ответ. - Как ты там потом? Остался-то, после того, как эта тварь сдохла… Все… хорошо?
Парнишка несколько томительно долгих секунд, во время которых я успел и задуматься над тем, каким болваном сейчас выгляжу и что мне светит, если вдруг его королевское высочество сочтет нежелательную навязчивость всяко поразительной, а то и - оскорбительной, несколько напоенных неловкостью и… радостью секунд, безмолвствуя, держась с врожденным благородством оглядывал протянувшегося к нему мещанского неумеху, а потом…
- Все хорошо, господин детектив, - ответствовал сей неугомонный сопляк, ослепив меня такой яростной улыбкой, что на мгновенье даже померкло в глазах. – Все уже хорошо.
И я поймал себя не том, что не только радостно, как последний болван смеюсь в ответ, но и ерошу его темную макушку, бормоча что-то о том, что только такой дурак и может рискнуть остаться один на один с чем-то совершенно не понятым, остаться, и победить.
- Эх… - захлебываясь смехом, говорил некоторое время спустя я, смотря в его сияющие глаза и сам оживая, наконец-то чувствуя, что действительно дышу! – А он меня на стол – р-раз! Через всю комнату пролетел. Я когда утром-то смотрел, думал, ну чего там лететь-то, два метра всего, а ночью показалось, что звезды даже разглядеть успел, так прошло… А потом… думаешь – что? Знаешь, как впервые на лошадь садишься? Ну, а вот если тебе когда-нибудь придется объезжать сумасшедшую, как говориться, кобылку, меня поймешь. А, учатся-то на каких – на смирных, особенно вы, барчуки, чтобы чего-де не случилось, а вот я, скажу тебе, впервые, то есть, разумеется, в самый первый свой раз садился на того еще красавца! Так вот – только-только оказался на столе, как эта дрянная образина начала под ним метаться, подскакивая, совсем как ошалевшая кляча! Да, да, а мне вот было не до смеху. Думаю, если удержусь – ну медаль мне, нет, две медали за мужество. Нет, как в театре – должно быть, никому такое не снилось! Она меня и туда и сюда толкала, а я подлетал, как… как там у кэналлийцев это называется… р-р…
- Родео. – Откликнулся мальчишка, а я, поймав изящную мысль, благоразумно отмахнулся.
- Вот, вот, оно самое. Так вот, как на нем, на самом! Ух, что было… Но и это ведь еще цветочки! – хохоча, вскинул палец я, удержав мысль и рассеянно покачав головой. – Как говориться, не рой яму другому – сам в нее попадешь! Стол-то сам, наверное, знаешь, какой там был. И к такому насильственному вмешательству в последние свои денечки не привык, вот и отдал концы в… гм… радостной атмосфере… И грудой досок осыпался на этого самого красавца, что под ним изволил почивать. А я, да, эр-с, сверху угнездился, тут-то и оно! Ну и это, наверное, честно говоря, меня и спасло. Пока тот там возился, пытаясь прийти в себя и очухаться, я руки в ноги взял, и развернулся к выходу, а уж там и в коридор вывалился… Эх… Как вспоминать-то смешно, но в следующий раз уж лучше знать, с чем предстоит сражаться. И как тоже эта гадина вырядилась – удивительно мерзкое ощущение, когда ты вроде бы и при своих руках, и оружие, к которому ты привык, и которое раньше никогда тебя не подводило, а тут… Не понятно, кто кого подводит, и мерзко, а эта тварь… считает себя самой сильной и прет на рожон, кидается. А ты ей ни-че-го сделать не можешь! Отвратительное ощущение. Беспомощность, знаешь ли, сильнее всего оскорбляет. Хорошо сражаться за то, что тебе всего важнее, но еще лучше знать, что самое важное ты можешь защитить, конечно, оно так…
Я замолчал, рассеянно прислушиваясь к нарастающей за окном возне и с грустью сознавая, что все рано или поздно кончается, и эта ночь закончилась тоже. Для каких-то несчастных что-то закончилось с ней, а то и раньше, и для меня могло бы, если бы не…
- Так сколько тебе лет-то? – отгоняя пробудившееся раздраженье и силясь заткнуть глотку навязчивой горечи, несколько грубо вопросил я, отворачиваясь в стенку и сжимая зубы от уничижающей слабости. Нет, невозможно было предотвратить неизбежное, и моя голова была отчаянно пуста, а в душе… разворачивалось на редкость неотвратимое чувство, кое я не мог, ни в коем случае не мог себе позволить, но… Но… Я просто… неожиданно, с мучительной болю, через сорванный вздох осознал, как дорог мне стал этот глупый, гордый, страшный и странный мальчишка, и как яростно грызло меня желанье послать к кошкам нарождающийся день, не отпускать ночь, и не дать разбить хрупкий мирок, ныне принадлежавший только нам, ни птичьими трелями, ни чьими-то еще, ненасытными, голодными, жаждущими залезть туда, куда никого нельзя пускать. Никогда. Мальчишка опять промолчал, а, прокатившись головой по подушке и вперив в него усталый, погасший взгляд, тихо заметил: - Все равно еще очень мало, ты это потом поймешь… Ты ведь всю ночь не ложился, да? Совсем не спал?
- Мм… если не удастся выспаться, то лучше уж и вовсе не ложиться. – Философски ответствовал неисправимый гордец, и если раньше у меня тот час бы возникла мысль, что эту фразу юный гений у кого-то подхватил и подслушал, то сейчас, узнав его получше, насколько это вообще возможно, я лишь с тихим смешком качнул тяжелой головой и нравоучительно уточнил:
- Для кого-то. А вам, молодым, без сна совсем никак, еще и заболеть не долго. Это как у медведей спячка – понимаю, время теряешь, но без этого никуда. Я-то вот могу, и папенька твой наверняка может, и ты идти в ногу хочешь, понимаю, но сейчас послушай. И не важно, удаться или не удастся, но вздремнуть, хотя бы на пару часиков, чтобы потом, нужно. И… Так, знаешь, что? Иди-ка сюда, давай, я подвинусь, а ты ложись. И закрывай глаза. Мал ты еще, чтобы ночами-то колобродить, сразу заснешь, предупреждаю, а уж я монахов-то покараулю, хорошо?
- Господин детектив…
- Ложись-ложись! – непреклонно мотнул головой я, честно попытавшись исполнить задуманное и, сцепив зубы да впившись побелевшими пальцами в прилипчивые подушки, чудом сдвинувшись к стене. – Вот… так… - страшно хрипя, выдохнул я, силясь отдышаться да поражаясь собственной глупости. А что поделать – парнишка, может быть, и герой, но уж что-то маловат для смертника. А в шестнадцать лет спаситель ты или нет, а спать должен, неприятно, но – вынужденно. – Давай. – Хотелось бы для большей показательности похлопать ладонью рядом, жаль, только руки не поднимаются, и дышать так больно… Парнишка молча хлопнул ресницами в образовавшееся пространство, рассеянно, как мне показалось, осмотрел сбитые подушки, а потом неторопливо и грациозно вогрузил подбородок на приткнутый в столешницу на локте кулак и, выгнув лебедем длинную шею, обратил томный взор в окно. Я позволил себе с минуту полюбоваться на тонкий нос, подчеркнутый грязным бликом, щеку, облитую сонным маревом и нить пышных ресниц, а потом, разом выкинув из головы королевский профиль, грозно уставился на него. – Ну и чего ты отвернулся? Спать ложись, кому говорят!
- Господин детектив, - мальчишка даже не соизволил оглянуться, но я, поиграв бровями, и не подумал разозлиться, - уверяю вас, все хорошо. Сон – это замечательно, - уверил меня неисправимый наглец, - но, по возможности, думаю, и без него можно обойтись. – Завершил монолог парнишка, и я с поразительным восхищеньем поддержал вдохом тронувший его губы ленивый зевок. – Иногда. – По кошачьи потянувшись, уточнил странный мальчишка, а не сумевший удержаться от хохота «господин детектив», кое-как признав пораженье и склонившись на милость победителя, попытался, было, вернуться к разговору, но…
Я чудом не поперхнулся воздухом, расслышав вдруг торопливые шаги и… настороженный стук в дверь?! Стало чудовищно тихо, я перевел округлившиеся глаза на своего спасителя, лихорадочно размышляя, что делать и с безумным весельем размышляя, как вытянется рожа неожиданного посетителя, и… вот странно. С виду мальчишка и не шелохнулся вовсе, да даже, казалось бы, не обратил вниманья подозрительный визит, но… мне почему-то стало нехорошо, и на позвоночник легли ледяные, мокрые пальцы.
- Кто там? – сонно, с недовольными интонациями откликнулся юный интриган, к моему изумленью, не отрывая взгляда от тающего огонька и даже не думая кидаться к двери! Что, во имя всех кошек Леворукого, он опять задумал и куда, в таком случае, прикажете деваться мне?!
За дверью произошла некоторая заминка, а потом тихий голосок первого секретаря отца-настоятеля… смущенно (ого, вот уж не думал…) проблеял:
- Ваше высокоблагородие! - Даже так?! Мой взгляд стал острым, и он не отрывался от мальчишки. – В-вам пришло письмо, от… с позволения вашей милости, вашего отца… Курьер его светлости именем его светлости вынужден сказать, что настаивает, чтобы вы ответили незамедлительно, а так же незамедлительно воспользовались прилагающимися посланию услугами. В-ваше высокоблагородие?.. М-мы знаем, что разбудили вас, и понимаем, в каком вы пребываете раздраженье, н-но, понимаете ли, мы действуем именем вашего батюшки, а он настаивает на вашем участии…
Мальчишка молчал, лицезря свечу, а я начинал веровать в худшее.
- А что он пишет? – выстрелом прозвучал в напоенной волнением тишине спокойный голос юнца, и я вздрогнул от неожиданности. Ах, еще бы! Монашку пришлось трижды его окликнуть, да и сам я уже начал сомневаться, что он даст, наконец, ответ… И вот – пожалуйста. Дождался. В который раз…
- П-простите… - очнулся от изумления монашек, - но м-мы не совсем понимаем…
- Милейший, - в голосе парнишки появилась обреченность, но… какая-то странная, и спустя секунду до меня дошло, почему в груди нет и следа волнения – в голосе этого странного, чудного паренька сквозила тонкая издевка, а лицо приобретало выражение опасного утомления. И мне в который раз уже почему-то захотелось радостно расхохотаться. – Не суетитесь. Просто вскройте письмо и прочтите, что же желает от меня мой папенька в столь славный… ночной час. Можете даже пересказать своими словами, если это вас развлечет…
- Н-но… но мы не… - залепетали за дверью, - можем… не имеем права… мы пригласим отца-настоятеля…
- Приглашайте. – Не стал спорить мальчишка, тряхнув черной головой. – Но промедление грозит страшными карами, вы же знаете о репутации моего батюшки, и вам не составит труда догадаться, что он сделает с тем плохим человеком, что не сумел заинтересовать благодарного отпрыска в исполнении дальнейших инструкций…
- В-ваше… - казалось, несчастного монашка сейчас хватит удар, и какого же было мое изумленье, когда, после некоторого замешательства, я сумел-таки сообразить, что сменившие блеющие интонации впавшего в благоговейный ступор секретаря принадлежали не кому иному, а пресловутому настоятелю, верно, спешно вызванному на место происшествия, приобретающему катастрофический характер. – Как же это…
- Почтенный, - и в который раз уже я занялся вопросом, что за шишка сидела передо мной, и что за таинственный «папенька» заставлял содрогаться бравую церковную братию. А вышеуказанная «шишка» в это время весьма показательно зевнула (так что, не стоило сомневаться, все и всем кругом было слышно) и, прикрыв ротик изящной ладошкой, с откровенным недовольством произнесла: - Я, как вы успели отметить несколько ранее, проснулся в отвратном настроении, во-первых, потому что меня разбудили в такую рань, и, во-вторых, потому что иметь наглость меня будить явились именно вы. А посему…
Но в коридоре уже раздался явственный треск бумаги и хруст самой настоящей печати, что дало мне не мало восхитительных минут краткого разуменья – отец-настоятель не стал ждать, какие еще капризы несет это самое таинственное и ужасное «посему». И после возникшей минутной нерешительности и судорожного дыханья, в дело вступил новый голос, до сель мне незнакомый. Он-то и высказал, громко сглотнув и растерянно пробормотав:
- С позволения Вашего Высокоблагородия, оно совсем короткое… - так письмо действительно существовало?! Поразительно, но чего только не придумаешь, чтобы попасть внутрь… Видимо, отец-настоятель, решившись на ответные действия, все же не пожелал посвятить воспитанников его коменданства в свои хитромудрые делишки, вот и выкручивался, во что горазд. Так… интересно-интересно. – И я его… прочту. Тут всего одна строчка… Его светлость пишет вам, чтобы вы немедленно собирали вещи и с вышеозначенным слугой возвращались в… вашу столичную резиденцию.
- Это все? – с каменным спокойствием произнес мальчишка. Монашек, произведенный в ликторы, мучительно сглотнул (может, у него привычка такая?):
- Н-нет. Так же его светлость указывает, что вам надлежит поторопиться, если вы хотите успеть выспаться, потому что завтра вас ожидает долгое путешествие. С самого утра, ежели позволите.
- Ах… - простонал после минутного молчанья поразительный наглец, и мне на короткое мгновенье стало даже жаль незадачливого святошу. Ничего, пусть побудет в моей шкуре, а то не одному же мне зубами скрипеть, не так ли? – Воистину, – развел руками парнишка, решив вдруг пожаловаться непонятно кому, – но сегодня целый день все только и говорят мне о том, как бы поскорее лечь спать, таким образом я и сам, к удивлению своему, замечаю, что постепенно поддаюсь общему настроению и начинаю испытывать некоторую сонливость… Но, впрочем, я попытаюсь воспротивиться этой проказе. – Оборвав сам себя, он неожиданно резко поднялся, и сделав несколько энергичный движений и, к моему изумленному восхищенью, резко опрокинув бутылку, после продолжительного, совершенно взрослого глотка бросив двери: - Прошу прощенья, господа, но вынужден отклонить ваше предложенье. А ведь это действительно папенька, что не говори. И он пытается меня выставить, что говорит лишь о том, насколько серьезно наше положенье, - как я понимаю, это относилось ко мне, но и монахи в коридоре малость попритихли, из чего я извлек утешительную истину – а все таки, не одному мне щелчки на нос вечно принимать! - и как некто пытается не допустить моего вмешательства. Вот почему, - бутылка со звоном опустилась на столешницу, а худые, мускулистые руки взметнулись в темным волосам, - к сожаленью, я никак не могу себе позволить отлучиться! Таким образом… Можете отправляться, господа. Все равно большего вы тут не добьетесь. Предоставьте мне досыпать последние часы до подъема, знайте, что я сам переговорю с папенькой, курьеру же на словах передайте…
Несколько звонких, острых фраз на незнакомом певучем языке показались мне смутно знакомыми, воцарившаяся след за ними тишина – удивительно благожелательной, а уж топот бесчисленных мышиных ножек и вовсе… за-ме-ча-тель-ным! Ну, не скажу, что мне сразу удалось расслабиться, но отпустить сжатое в горсть одеяло - точно. Я безмолвно наблюдал за тем, как восставший парнишка медленно прошагал обратно, устало опустился в небольшое кресло, и, оттолкнув бутылку, с чувством вздохнул:
- Вот так всегда, как только начнется самое интересное, сразу волокут домой! Но на сей раз закон на моей стороне, и никто не вытащит меня из Лаик, до дня святого Фабиана, конечно. Папенька вынужден будет смириться, а всем остальным придется подавиться моей прихотью остаться здесь, но не возвращаться… Но тут у вас так холодно! Я до сих пор не привык к этому, папенька с самого начала пытался возражать моему обученью, но… Мне все нравится, кроме погоды. Дождь… и даже снег! До этого я никогда не видел снега…
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
вторник, 19 февраля 2008
20:43
Рокэ - фанарт :)
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Автор - Aenirte.
static.diary.ru/userdir/5/9/8/3/598364/27374469...
Это... очень круто!!!
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
понедельник, 18 февраля 2008
19:51
Преступление-2.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
За тусклым оконцем надрывно выла какая-то проклятая птица,
читать дальше
по стеклу мучительно оскребывали насквозь промокшие ветки, в ночной тиши отчетливо поскрипывали опоясавшие стены караульные факелы, а я не мигающим взором пялился в стянутую лунным мраком пустоту, обессилено верстая случившееся, сопоставляя факты и наливаясь предчувствиями.
Так, для начала припомним. Начнем с того момента, как я…
…Я прошел в кабинет, отмеченный печатью унылой роскоши, попутно отметив, как два крепеньких монашка торопливо разливают по бокалам густую жидкость, расставляют на небольшом столике скорбные закуски. Ничего не скажешь, воистину, незаметно оглядываясь, хмыкал про себя я, спартанская обстановка, просто аскетическая – оббитые голубоватыми шелками стены (это по камню-то, невыносимые богатства!), шпалеры, но, надо признать, лишь с ссохшимися, искривленными мучениками, темнеющий за стеклянной мозаикой секретера медный кувшин… Я неторопливо прошагал к предоставленному кивком креслу, по путно выстраивая цепь дальнейшей беседы, но все предостереженья и измышленья оказались лишними. Потому как не успел я с намеренным удобством усесться и приоткрыть рот, возжелав благоденствовать хозяйское имя и прочие погоды, как меня тот час оборвали вскинутой рукой и такими словами:
- Позвольте мне сказать, как пастырю великой церкви, мне не должна претить лишняя скромность, - ничего себе… - А посему позвольте говорить с вами на чистоту. Как вы, должно быть, знаете, в целях сохранности репутации аббатства, мы несколько возражали вашему назначенью и уверяли Его Высокопреосвященство кардинала Сильвестра, что при некотором размышлении могли и самостоятельно разрешить проблемы, не прибегая к помощи людей незаинтересованных… - ничего себе, хороши, как он говорит, «проблемы»… – Но… в конце концов, мы были вынуждены уступить, и потому вы здесь. Боюсь, вынужден отметить, что я нисколько не преувеличил, сказав, - тонкие губы размеренно шевелились, я зачарованно вслушивался в усталый баритон, силясь стряхнуть навязчивый ритм, - что мы ожидали вас позже, забыл лишь упомянуть, что мы не ждали вас совсем.
- Правильно я понимаю… - я вгляделся в корешки незнакомых книг, пробежал рассеянным взором по стопкам бумаг и застывшим у серебряной чернильницы перьям. – Позвольте теперь мне сказать. То, что Вы не желаете дальнейшего сотрудничества, мне было ясно с самого начала, но я не предавал этому значения, справедливо полагая, что, как вы изволите выражаться, образовавшиеся «проблемы» были несоизмеримо важнее пусть даже и чистой репутации поместья. Но теперь… - он хочет откровенности? Он ее получит, а о последствиях подумаем потом, я уже и без того достаточно наслушался, чтоб покорно сносить… - я уже не так уверен в том, что вы, даром человек, посвятивший себя благодати людской, стремитесь раскрыть это дело и снести мир на головы павших. Я так же позволю себе заметить, что, возвращаясь к упомянутой вами теме, действую исходя из поступившего приказа и никоим образом не могу свернуть свою деятельность, даже исходя из личного к вам расположения. Я подневольный человек, вы меня понимаете, и я…
- Я… все понимаю. – Ох, ну почему этот монах, который был меня в трое ниже, и десятеро тоньше, казался таким… опасным? Небольшая темная комната, тяжелые занавески, зачем – оконце-то, как и везде – почти под самым потолком и такое крошечное, но… И человек напротив, неприятный и таинственный, как лиса в мешке, эта тонкая улыбка… Ошибкой было приезжать сюда, неожиданно подумалось мне, и я едва сдержал раздраженье, но не встревать же в эти омерзительные игры! Прочем, я уже здесь, а, дело забытое. И… Нет, этот сморчок меня не… запугает?.. – И я понимаю, что вы устали с дороги, а потому не буду больше вас мучить. Только дам небольшой совет, ежели вы позволите.
- Разумеется, святой отец, - с вынужденным поклоном приподнялся я, внушительно хватив подлокотники и почувствовав премерзкий холодок, змейкой скользнувший между лопаток. – О, вы же знаете, что я всегда с радостью внемлю совету посланника Создателя нашего. К тому же, - добавил, оглянувшись на пороге, - я никогда не забуду оказанной мне чести.
- Видите ли, господин Франко, - монашек, то ли не обратив вниманья на откровенную лесть, от ли оставшись к ней равнодушным, («невосприимчив», быстро отметил про себя я, ладно, найдем другие ходы) медленно протянул тонкие, с огромными шашками суставов пальцы, взял дорогое перо и занес руку над чернильницей, - наша скромная обитель взбудоражена слухами. Мы стараемся по возможности оградить наших воспитанников от нежелательного внимания, но вы понимаете, молодежь всегда крайне… беспокойно относиться к суетам мирским… - мне почему-то неожиданно вспомнилась белоснежная улыбка и чернющая макушка, и невыносимый смех раздался так близко, что перехватило дыхание, стало зябко… и в ту же секунду я понял, что значит этот холод. Мне стало страшно. Не за себя. За… него. – Вот почему я, ежели вы позволите себе некоторую уступку, вынужден просить вашей милости и… больше не поднимать вопрос о расследовании в общественных местах. По крайней мере, пока все не притерпятся к вашему тут расположению и не уверяться в мысли, что нет ничего не обычного в вашем нас посещении.
Я молча смотрел на сухонького старичка, неторопливо макающего перо в чернильницу и не поднимающего на меня головы.
- А так же… - тут его глаза неожиданно впились в мое лицо, и я – взрослый, рослый, и, чего уж кривить душой, довольно внушительной комплекции мужчина, с трудом подавил желанье отшатнуться. Да что за! - попросить вас не подходить к коридорам, в которых, как вас проинформировали, и был свершен мерзкий грех. Уверяю вас, мы по первому же вашему требованию снабдим вас всеми необходимыми документами и правдивыми сужденьями и о личности… убитого и о характере убийства, а так же предоставим все улики, какие смогли обнаружить, поделимся догадками, если хотите, но… воздержитесь от самостоятельных посещений. Видите ли, этот коридор… жители мирские, не отринувшие суету сует бренного мира, не вхожи в те палаты, простите мне мою откровенность, и мы… я не в силах изменить этого правила. Пусть даже для посланника Его Величества, храни Создатель его душу…
- Слава королю Талига, - бездумно откликнулся я, неторопливо разворачиваясь и нажимая на дверную ручку. – Следовали ли рассматривать вами советы, святой отец… - Я резко обернулся на пороге, за плечами темнел пропахший промозглой сыростью коридор, а где-то улыбался черноволосый мальчишка… - как чинение препятствий на пути развития следствия…
- Не в коей мере! – как-то… насмешливо (святоша?!) отреагировал тщедушный монашек, а мне в который раз уже захотелось тронуть эфес. – Я лишь только хочу отметить… - в ленивый голос вплелась незнакомая мне нотка, и я не удержался, хватил пальцами ледяную шпагу, неизменным волевым усилием удержав на лицу скучающую улыбку, – что для вашего же блага было бы крайне… разумно воздержатся от посещений мест, в которых, поверьте мне на слово, творятся крайне странные действа…
- Святой отец, - я посмотрел священнику прямо в глаза, - как вы помните, суть наших преткновений возникла из-за моей возмутительной расторопности, так что не мне вам напоминать, что я здесь именно для того, чтобы разрешить все недоразумения и найти суть в этих, так сказать, «подозрительных действах». К тому же… Уверяю вас, я сумею о себе позаботиться.
- Просто… - монашек вновь глядел в стол, но от того произносимые им слова не становились менее опасными, а взгляд – живым, - мало ли что… может случиться, не так ли, господ детектив?
Я ничего не ответил, только, с некоторым промедленьем, поклонился и неторопливо прикрыл за собой оббитую атласными подушками дверь. Я играл в привычную благостность до самого поворота и только потом позволил себе слегка вздохнуть и кивнуть жаркой мысли.
Это была угроза. Не суйся, куда не надо, а если попытаешься – схлопочешь. И именно сейчас, пожалуй, я был готов отметить, что мне, разумеется, никогда бы не пришлось жалеть о разыгранном ранее спектакле, но несколько поумерить свой пыл, наконец-таки осознав, в какую муть соизволил ввязаться, захотелось.
Что за кошки тут творятся, кто-нибудь может мне сказать?! Нет…
А теперь, когда отзвенел полуночный колокол, и выстывшее аббатство погрузилось крепкий, липкий сон, а в небе, стянутом тусклой пеленой, взошла зеленоватая ниточка народившейся луны, я бездумными глазами лицезрел проступающие сквозь побелку мутные пятна мха и говорил самому себе, что что-то тут не чисто. Нет, связанно сиронизировал я, в стремлении свернуть мои благие мытарства не было не только простейшего не желанья идти на встречу представителю противоборствующей (Разрубленный змей, но мы же заодно!) инстанции, ни закономерной подозрительности, нет, во всем этом, во взглядах, которыми меня провожали замшелые мышки-монашки, в пугающем шепотке за спиной и юрким взглядам, во всем этом было что-то… неестественное, даже учитывая обстоятельства, в коих все мы имели «честь» … Ха! А ведь они не боялись мертвецов, с неприятным удовлетворением заметил я, как могло бы показаться, они опасались даже не обрушившегося на плечи греха и в самую последнюю очередь вспоминали сраженных недугом несчастных, их… волновало что-то, что я принес с собой или мог бы принести неожиданной догадкой… Но… почему?!
Где ты, ответ…
Правая рука, пару часов назад залихватски закинутая за голову, давно затекла и теперь давала о себе знать премерзким покалыванием в запястье. Пришлось с тихим вздохом сменить положенье, повернувшись на бок и мрачно уставившись в потрескавшуюся стенку. В складках серого одеяльца запуталась мрачная сыпь, ресницы путал сон, но я упрямо заставлял себя отвлечься, а мысли неумолимо возвращались к чернеющей над траурного вида столешницей одинокой макушке, к этому странному мальчишке, и еще более странных предостереженьях и непонятных насмешках, от которых хотелось не то самому схватиться за голову, не то прихватить кое-кого за шкирку да трясти, пока с губ не исчезнет такая взрослая, эта… тонкая улыбка. Нет, решено. Я… Я, было, зевнул, но торопливо встряхнулся. Так вот, я… С первым ударом утреннего колокола я направлюсь именно в тот самый коридор, где сначала нашли того несчастного, а потом были заколоты эти двое. И никто не посмеет говорить мне, что этот коридор закрыт от посещений, я никому не позволю ставить мне палки в колеса, я залезу там в каждую дырку и ни за что не отступлюсь, ни за что, я никогда не позволю, я больше не позволю никому собой командовать, с этого мгновенья и на всегда, я… так просто… не сдамся…
…Наверное, я все же умудрился задремать, потому что, когда мои глаза неожиданно распахнулись, а сердце почему-то зашлось в глотке, я еще несколько жарких, наполненных тревожным, но не понятным чувством секунд пытался сообразить, где нахожусь и силился уразуметь, который сейчас час, а не что меня разбудило. Комнатку оцепила пугающая темнота, должно быть, луна скрылась за тучами, а в воздухе с дребезжаньем повисла особая пустая нота, из чего я извлек возмутительный вывод, что проспал никак не меньше трех часов и все на свете прошляпил! Разрубленный змей! И сколько не пытался я промигаться, так ничего и не сумел разглядеть, бездумно приподнявшись на локте и вперив напряженный взор в гулкий, неживой мрак.
А вот что я мог прошляпить и что бы дала мне возможность не смыкать глаз всю ночь, а наутро блистать преочаровательными мешками, я додумать не успел, потому что вдруг в том углу комнатки, где путем взаимоисключенья и некоторого сопоставленья обнаружил перекосившийся на правый бок шкаф, раздался даже… не звук. Нет, то было не звяканье шпаги, и не скрип половицы, а что-то… что-то, не похожее ни на безучастный шорох ткани, ни на скрежет металла, это… больше всего этот звук напоминал мне бульканье! А еще, я не мог сказать, почему, и ни за что не признался бы, что сердце горестно дернулось в груди, но…
Именно этот звук заставил меня не просто внять справедливой осторожности и присобраться для броска. К удивлению своему, я вынужден был согласиться с вихрем разрозненных мыслей, что, не испытав ничего похожего на страстную лихорадку боя, мне стало просто не по себе. И, машинально сжавшись под хлипким одеяльцем, я буквально прирос к набитому прошлогодней листвой матрасу, нервно облизнув пересохшие губы и обратившись в слух. Еще смеялся сегодня над мальчишками, силясь выровнять дыхание, попытался пошутить я. Такой большой дядька, а испугался засевшего в шкафу обормота… В висках надсадно стучала кровь, сердце грохотало так громко, что казалось заполонило собой все пространство, и мне оставалось лишь надеяться, что ночной гость, в присутствии коего я не изволил и сомневаться, не услышит ни шевеленья, ни вздоха… Пусть думает, что я по-прежнему сплю и не о чем не догадываюсь.
Решив пока держаться подобной стратегии, а потом, в силу дальнейшего исхода событий, придумать что-то получше, я велел себе затаиться и ждать, выжидать, так сказать, до тех пор, пока личность «таинственного визитера» не останется для посланника тайной, а уж потом разоблачив несчастного глупца, дерзнувшего выступить супротив заглавной королевской власти, и ринуться в бой, но… Но из шкафа раздавались лишь престранные хлюпанья, причем они, с некоторым холодком отметил я, становились все громче. Я не мог бы сказать, что эти звуки раздражали или звучали угрожающе, но в них было нечто такое, от чего мое сердце готово было выпрыгнуть из глотки, ладони леденели, а душа неумолимо напитывалась едкой горечью. Нет, решил я пару томительных секунд спустя, уж лучше бы было звяканье выуживаемой из ножен шпаги, тогда бы мне не приходилось сомневаться, что за дела привели ко мне ночного гостя, призванного организовать неожиданному следователю веселую ночку да препроводить в дальнейшем восвояси, да, именно тогда мне не пришлось бы сомневаться, что святой отец намерен выдворить простолюдина, не дать ему и шанса, но… Но этот странный, мерзкий звук… С таким звуком не льется вино, ступням вдруг стало мучительно холодно, а ладони наоборот, вспотели, стало жарко, с таким звуком… последний хрип выходит из проткнутого тела, с таким звуком кровь вытекает из распоротой шеи, с таким звуком…
Я не знаю, почему я уже не вскочил и не потянулся к прислоненным к спинке кровати ножнам. Да, я не мог и сомневаться, что в вверенном мне помещении находился нежелательный богоугодному детективу клиент, не было ни малейших сомнений и в том, что вышеуказанный наглец мог ошибиться залой и ожидал с моей стороны непростительной глупости, и я ему милостиво предоставил, отрубившись на радость всем врагам, но… но почему, в таком случае, он не соизволил сделать первый ход? Почему не напал раньше, когда я был совершенно беззащитен? Утром я тот шкаф осматривал, там и места-то нет, только скрючившись, так… сколько же он там просидел и зачем только дал о себе знать, ежели не хотел не убивать?! Леворукий!
Насторожить он меня успел, ничего не скажешь. Но... Сейчас я даже сам себе толком не мог объяснить, что побуждало меня по прежнему хранить свое инкогнито и оставаться в кровати, а, как следовало сделать давным-давно, не поднимать возмущенный королевский голос и не скорбеть о нежданном вмешательстве… Эти… звуки. Это… хлюпанье. Такое…
Сердце колотилось все быстрее, хотя секунду назад казалось, что быстрее уже невозможно, а ведь недавно только чудилось, что секунда промедленья, и я попросту его выплюну, так нет же, глаза заливал надсадный пот, руки, невольно стиснувшие одеяло, безвольно дрожали, а в сердце стыл… ужас.
И, не успев задуматься ни над тем, что делаю, и едва успев осознать, почему не могу больше оставаться и терпеть подобное издевательство, я с удивившей самое себя ловкостью скатился с кровати, резко подхватив шпагу и встав в полный рост. В Закат! Так, именно так учил меня коротышка Жак! Едва я успел понять, к чему все идет и какое… чувство подталкивает навалившееся отупенье и жаркую, топкую тоску, едва сумев взглянуть правду в глаза и осознать, как мне стало страшно, я не нашел ничего лучше, чем броситься в бой, прежде, чем паника (паника?!) окончательно спеленает рассудок и обездвижит тело. И, не желая себе ни секунды промедленья и закрыв глаза на визжащее чувство опасности, я решительно приблизился к шкафу, успев подумать мельком, что предварительно смазнувшие по тумбочке у кровати пальцы не обнаружили на ней подсвечника, странно, но мне отчетливо припоминалось (и в моей профессии такими делами не шутят), что я оставлял его там, укладываясь на ночь и проверяя замки на прочность… А потом, зачем-то на кого-то прикрикнув (да на себя же, чтобы услышать человеческий голос да чтоб вопящее чувство неизбежности юркнуло обратно в глотку!) и на секунду застыв, как перед прыжком в воду, резким движеньем распахнул дверцы.
…Я успел отбить первый выпад не понятно чего, чего-то… зеленого, кажется, метнувшегося на меня с неимоверной быстротой, и продолжительным, леденящим кровь воем, и даже пошатнулся - противник был невероятно силен. В первые секунды я просто бездумно, в миг позабыв о годах тренировок и слаженной, отточенной технике господина Жака, как лесоруб отмахивался от чего-то шпагой, даже не пытаясь ничего понять в мельтешении странных зеленоватых огней. Все происходило так стремительно, что не было сил уследить и о чем-то подумать, умное тело действовало самостоятельно, я же пребывал в некотором шоке, перед глазами плясали желто-зеленые искры.
Я успел понять, что ткнулся лопатками в противоположную стенку, только когда с маху рухнул на стол и, пребольно стукнувшись о крышку, чудом сохранил равновесие, удержавшись на пятках. На меня прыгнуло что-то длинное, хлюпающее и надсадно визжащее, я не раздумывая, как мечом, как палкой, рассек это что-то наотмашь, а в ответ…. захлебнулся в захлестнувшей рот и нос, разукрасившей с головы до ног зеленоватой мерзости. В темноте я не мог разглядеть что это было, но это была не кровь, абсолютно точно.
У меня, к несчастью (и сейчас я о том вынуждено, но отчаянно пожалел…), не было большой практики в подобных делах. В виду некоторых, непомерно терзающих мою душу причин я не обучался в Лаик убивать, я тренировался с мастером, которого сам себе сумел нанять и оплатить уже тогда, кода достаточно подрос для того, чтобы с ним рассчитаться, но… Но то, что провисло на волосах, и залепило глаза и губы, больше всего припоминало пахнувшую трупной гнилью кленовую слизь, такую, какая остается на старых досках от капустных слизняков, расползающихся от света. Этот запах, эта вонь, это осклизлое, невыносимое чувство на коже были так отвратительны и удивительны, что на секунду вытеснили из моей головы все остальные мысли, и я не думая, что делаю, с остервенением кинулся стирать, сдирать, оттирать лицо, в бездумном ужасе опустив шпагу, неразумный дурак, и… И этот, эта… противник не замедлил сделать свой ход. Кое-как отфыркавшись, содрогаясь от омерзенья, и сняв пальцами залепившие ресницы кляксы, я, наконец-таки разлепив глаза и проморгавшись, успел заметить лишь что-то зеленое, летящее навстречу, но, разумеется, не успел понять шпагу…
Я задохнулся от боли, согнувшись пополам и в первые секунды даже не сумев понять, почему задыхаюсь. Я чувствовал, как мои скрюченные пальцы поскребли по горлу, силясь выдавить вздох, но… но все было тщетно, и я… я скорее понял, чем услышал, что из в миг ослабевших пальцев выпала, куда-то откатившись, шпага, и... неожиданно под дрожащей рукой оказался подсвечник, так значит, он был на столе, вот странно, я же помню, что… Я услышал визг и еще не успев сообразить, к чему ведет мое промедленье, вяло вскинул железную пиалу, выставив перед сбой на скрюченных руках три цветочные лодочки. Привычка сработала, обратившись в оглушительный толчок и свист полета. Я рассеянно мигнул в пронесшиеся перед глазами зеленые искры, и… Мне не хватило сил понять, что швырнуло меня через всю комнату, под окно, на стол, я успел лишь заметить, как под вышеуказанный юркнуло что-то зеленоватое и светящееся, а я… я оказался в относительной безопасности и давящей тишине.
В глотке, громыхая, било сердце. Сквозь, терзающую легкие отчаянную боль проступал смертельный ужас. Что… я отбился? Что это было? Куда ушло? Уш…
Но прежде, чем я нашел в себе силы, во-первых, приподняться, во-вторых, подняться и, в-третьих, попытаться осмотреться в поисках чего-нибудь достаточно смертоносного, чтобы по возможности надолго отрезвить этого непонятного… противника, стол подо мной резко взбрыкнул (…стоило ли говорить, что я, мягко говоря, оказался неподготовлен к подобным выкрутасам, чудом не слетел от неожиданности) и резко подскочил. Да так каверзно, что мог желудок подбился под дых, а поясницу разломила страшная натяжка. Ээх! Признаться, сам я даже не понял, как сумел удержаться, должно быть, машинально вцепившись сведенными судорогой пальцами в ветхую крышку и зажмурившись, совсем как в детстве, мне удалось распластаться по столешнице и тем самым сохранить равновесие, но… Я уже не мог ни о чем думать, я не боялся, чувство, охватившее меня, было… страшнее страха, жарче ярости или ненависти, я даже не успел подумать о смерти. Мне просто, во что бы то ни стало, следовало тут удержаться, вот и все. Удержаться.
Удер!..
Жуткий грохот был ответом на такой страшный крик, что меня впервые, к собственному, плеснувшему из-за какой-то неведомой стенки, изумлению, пожалуй, за всю ночь… гм исключительных открытий, затрясло от незнакомого, но на редкость отвратного ощущения. А уж когда я понял, в краткую секунду оказавшись на куче трухлявых досок, что искомый крик принадлежал вашему покорному слуге, мне и вовсе стало не до шуток. Странно, но промелькнувший перед глазами хоровод мыслей в это страшное мгновенье я не только успел поймать, но и отчетливо продумать, что не могло не радовать, особливо, поминая суть обстоятельств, в коих мне «посчастливилось» оказаться. Во-первых, пребывая в опасной апатии смекнул я, все хрустит и трещит потому, что сломался, не выдержав оскорбительного надругательства, стол. А во-вторых… То, что было под ним, и о чем мне волей-неволей приходилось заставлять себя думать, явственно не ожидав подобного вероломства, кажется, на несколько секунд лишилось возможности действовать, а еще и я оказался сверху, и этим… грех не воспользоваться!
Я, подавившись коротким вздохом, поднялся на разъехавшийся в прогнившей (почему?..) трухе ладонях и, карабкаясь и неловко пятясь, попытался вскинуться, но, поскользнувшись в чем-то липком, грузно рухнул на пол, завопив от нестерпимой боли и не только испугав самого себя, но и, к несчастью, потеряв несколько драгоценных невосполнимых секунд. Потому что в тот миг, когда у дыхание относительно восстановилось, кровавые пятна перед глазами рассеялись в колокольный звон, а я… смог собрать разбредающиеся мысли в кучу, и (не успев ничего понять, но…), спешно ринулся к двери, в этот самый миг!.. что-то обвилось о мою лодыжку, и… резко дернуло на себя!
Я, взвыв от ярости, боли (да как раскаленным железом приложили!) и ужаса, успел вцепиться стесанными ногтями в гладкие мокрые плиты, принявшись отчаянно лягаться и тянуться к ниточке тусклого света, выбивающегося из-под исчезающей в алом зареве двери. Я пинался, кричал и дергался, меня охватило паническое безумство, мне нужно было освободиться, последним рывком, рывком, мне нужно было, нужно, и… следовало немедленно! Но это что-то… эта… тварь неумолимо и пакостно тянула меня к себе. Тянула, как в стремительном озарении успел я догадался, под кровать.
Признаться, первые секунды, я… я даже не думал оглядываться, не думал – лучшее слово, я не о чем тогда не думал, а пытался и бился, теряя силы, но не желая сдаваться – слишком уж был велик страх.
…Страх умереть бывает двух видов. Когда боишься боли или боишься «как-то». А вот тут проклевывался, но для посвященных существовал и в незримые времена еще одни страх. «Умереть от этого». И это… это было так жутко, так…
Просто это получилось как-то само собой. Подавившись вздохом и, кажется, окончательно обессилев, я резко развернулся, решившись крикнуть неведомому противнику, что ненавижу, как… на краткие секунды, секунды, показавшиеся мне растянувшееся в липкой сероватой паутине вечностью, замер, окостенев от…
Там, скалясь, корчась, и рея надо мной зелеными волнами, скалилась омерзительная тварь с желтым, пусты лицом и острыми, загнутыми внутрь черной дыры клыками. У нее не было глаз, кажется, потому что рассмотреть пристальнее я и не пытался, не мог, да и не старался, у нее даже не было сколько-нибудь схожего с носом отростка… только рот. И желтое лицо, плавающее в зеленоватом склизком киселе безразмерного тела. Я… Признаться, эта невообразимая, невозможная картина промелькнула перед моим глазами в сущее мгновенье. Я даже не успел осознать, что тварь, державшая меня, не являлась человеком, врагом, с которым я, возможно, мог бы справиться в кровопролитном, но поединке, я ничего не успел сделать, только…
Крик потряс спящее аббатство до основания. Я не знаю, откуда у меня нашлись силы, просто вдруг, в одно мгновенье, я со всей неизбежной отчетливостью осознал – я умру, если не смогу выбраться и никто во всем свете ничего не сможет... а что тут сможешь?! Ведь то не противник из плоти и крови, это не человек, это… чужое. Нечто чужое и неумолимое. И оно пришло за мной. Я рванулся вперед так, словно от этого зависела целостность бытия, и, не успел откликнуться ни на погрузившую в пучину боли разум муку, ни заметить, как костей сходит мясо, взревел так, что вздрогнули древние камни. Все это… это было не важно, потому что… потому что я… не мог, не мог позволить себе остановиться.
Сознание очистилось от мыслей, я не помнил, как открыл дверь, но в лицо пахнуло холодом и тленом, из чего предпочел уразуметь, что все-таки сумел вывалиться в коридор. Нога… с ней было что-то не то, с руками тоже, но лучше. В моей голове грозовыми вспышками мелькал калейдоскоп сумасшедших мыслей: болит, встать невозможно, нужно ползти, ползти, ползти, только ползти…
В сполохах легкого просветленья, я сознавал, как… мои окровавленные ладони жадно цеплялись за липкие, гладкие камни, помнил, как в висках отчаянно стучала кровь, как царапали пересохшую глотку сорванные вздохи, а… а за спиной рычало и выло это. Чужое, которое жаждало меня сожрать. Ххха… ххха…
Не помню в какой миг, но... наступила секунда, когда мое сознанье несколько прояснилось, и я вздохнул со всем пылом, сказав себе, что смертельно необходимо (не просто необходимо, неизбежно) встать, не попытаться встать, а подняться и даже прибавить шагу, и что я, ко всему изумленью, действительно уже в коридоре, а в оконцах, мимо которых ползу, задыхаясь от жара и слез, равнодушно плывет луна, стелит на пол жемчужные тени, пробегает шаловливыми бликами по складкам одежды, тихо гладит волосы, заливает ослепшие глаза…
Каким-то чудом я, прихватив вздох, с сорванным рыданьем оказался на ногах, а как – не известно, просто в следующей вспышке осознал, что уже стою, и, хромая, кашляя красным, заковылял по коридору, не находя в себе сил оборачиваться. П-пусть пока будет… пусть будет так…
Должно быть, я шел и шел, и, надеюсь, сумел выжать не мало, потому что потом… в какое-то мгновенье… как их много, картинки меняются, стоит на минутку отвлечься и придержать ресницы, просто осознал, что лежу, что ж, вот уж в этом-то отнюдь не было ничего удивительного: ноги отказали мне. Я чувствовал под щекой холодный камень, я слышал, как из горла с клокочущими хрипами вырываются последние вздохи, я – чего темнить, Разрубленный змей, эй, Леворукий, принимай гостей, - я не готовился умереть, я знал, что жить мне осталось не долго.
А… а потом мое сознание зафиксировало некий звук, раздавшийся совсем рядом, чужой звук, не вздох, но и не крик, и в этом звуке, пробилась сквозь застилающую взор пелену престранная мысль, на удивление не было ничего пугающего. Нет, неожиданно понял я, сообразив, к чему все идет, мне не было страшно. Мне просто хотелось видеть рожу этой твари перед тем, как она меня сожрет, зачем-то мне хотелось со всего размаха вмазать по ней своим крепким человеческим кулаком. Я не смог найти в себе сил поднять голову, только с превеликим трудом перекатился щекой по камням и, истратив на это последние силы, слегка скосил вверх глаза, беззвучно прошептав:
- Что б ты подавилось…
…И наткнувшись на ослепительный взгляд огромных синих глаз.
Взгляд мальчишки не отрывался от чего-то за моей спиной (или правильнее было бы сказать – пяток?), а скуластое, худое личико было не по-детски равнодушно. Что такое…
…Должно быть, я опять позволил мерзкой слизи залепить себе глаза, завлечь себя дымному жару, потому что не успел ни вскрикнуть, не отругать невыносимого дуралея, а лишь бездумно, обессилено и мимоходом отметил, как тонкие ноги в высоких черных сапогах перешагнули меня одним плавным движеньем, а их обладатель встал… передо мной, взглянув прямо навстречу приближающемуся кошмару.
И это трезвило меня получше самых яростных костров Леворукого. Разрубленный змей, мальчишка!.. В ту же секунду я со страшной отчетливостью осознал, что самым поразительным образом изволю прохлаждаться… короче, лежу на полу, что все мое тело терзает страшная, жгучая боль, а… а это что-то… идет за мной по пятам, чтобы наткнуться на редкость хлипкую преграду! Л-леворукий, этот… этот нахальный сопляк… загораживает меня собой! Приполз ему в ноги, надо же! Что он тут делает…
Я… не знаю, как мне удалось подняться, но я понял, что стою, когда увидел прямо перед глазами непокорную черную макушку и задрожав от ярости и… страха. Злость изрядно подкрепила мои силы, что не говори.
- П-парень… - я даже попытался отстранить его, но ладонь бессвязно смазнула по упрямому плечу, а он и не подумал обернуться. Просто стоял и смотрел вперед. Я просто рассвирепел, но окончательно вернуться в сознание и сосредоточиться мешала кошкова давящая усталость. – Разрубленный змей, мальчишка! Н-ну-к-ка отойди, дай мне пройти… - я все-таки оттолкнул его, и перед глазами закружились алые пятна. – Ты… - я бездумно тряхнул головой, попытавшись восстановить размазавшуюся туманной пастелью картину, и, соотнеся бьющиеся тупой кровь виски в некоторое оживленье, слегка приободрился. Прямо сказать, достаточно, чтобы суметь понять, что мы стоим посередь коридора, а где-то совсем рядом раздается знакомое хлюпанье. Это привело меня в такой ужас, что я позабыл даже о том, что безоружен и… всего лишь на всего жалкий человечек.
Плевать! Я резко обернулся, даже не поморщившись на взвывшую отчаянной болью ногу, и решительно шагнул вперед, загородив собой глупого паренька и кивнув через плечо.
– Быстро, беги отсюда. Зови кого-нибудь на помощь, понял меня? Нечего тут молокососам делать…
…Признаться, в первое мгновенье… я повел себя не самым лучшим образом, я непростительно забылся… в ту секунду, когда осознал, что рядом есть живой человек, не ни привидевшийся мне, а самый что ни на есть настоящий, я… я был так счастлив, что едва не потерял сознание от облегчения. Ведь так всегда бывает в сказках, думал я, нежась в престранном умиротворении и бездумно созерцая носки начищенных до блеску черных сапог, стоит кому-то появиться и взойти солнцу, как все тени немедля исчезают, и становится так светло, но… Но уже секундой позже, окончательно протрезвев и со всем ужасом рухнув в осознанье личности того невыносимого нахала, с коим именно мне «посчастливилось» тут столкнуться, едва не взвыл от ужаса. Ладно уж мне-то умирать, в свои тридцать шесть я чего только не повидал и был готов предстать в Закате с честью, но парнишка! Сопливец еще даже и шпагу-то небось в руках не держал, так чего ж ему… Его… я не дам… Кто еще так улыбался, кто еще был таким дерзким, кто…
…Когда из-за поворота выползло огромное, разбухшее от слизи зеленоватое облако, я лишь коротко усмехнулся, покрепче сжав кулаки и гордо распрямившись. Нет, тварь кошкова, я достаточно сегодня наорался, больше ты не станешь свидетелем триумфа моей трусости, больше я не позволю тебе заставить меня кричать. Надеюсь… Я больше не мог позволить себе оглянуться, и лишь надеялся, что, против обыкновения,перед ликцом откровенной опасности, сопляк все же снизойет моим мольбам и послушается, пожалуй, вепервые-то в жизни сделает то, что ему велели! Наверное… отстраненно думал я, в некоторой задумчивости разглядывая набирающее обороты облако, он уже далеко и предупредит всех, кого сможет, а то вдруг этот червячок одним мной не удовлетвориться, и захочет вкусить худощавого бочка престарелого монашка! Небось слишком костисто будет, с каким-то лихорадочным весельем, подумал я, твердо смотря в кривляющееся, изгибающееся, слепое желтое лицо.
- Ну иди сюда, ты, мракобесина! Жри меня, если хочется! Подавись, Разрубленный змей!..
Я не успел понять (я совершенно ничего не успел!), откуда передо мной возникла эта тонкая тень, лишь оглушено моргнул в всплывшие в лунном свете тонкие пальцы. Затянутая в темное сукно фигура, с непокорной черной головой и сложенными на груди руками, холодно и независимо восстала супротив чудища. Я тупо сглотнул в проплывшую перед носом черную макушку, не успев даже удивиться. Чт…
- Стой. – В следующую секунду я сообразил, кому принадлежит этот холодный, чистый голос и… к кому он обращается.
Это…
На меня навалилось какое-то оцепененье. Кто-то там, глубого, где-то… кажется, в глубине моего сердца, отчаянно, срывая связки верещал о том, что следовало немедля скинуть неведомые путы, рвануться вперед, закрыть собой юного наглеца, в силу урожденного положенья привыкшего что все-де сходит ему с рук и в дерзости своей не успевшего понять, кому приказывает, но… Но я не мог сделать и шага.
Вместо того я молча, содрогаясь от слез и беззвучного крика, смотрел, как злобная зеленая тварь почему-то остановилась и присгорбилась, как присобравшаяся к неожиданному броску пухлая кошка. А потом от нее к застывшему в несколько неуместной сейчас высокомерной, горделивой позе мальчишке брызнули тонкие зеленые лески, напомнившие мне эластичные упругие канаты, прыгнули и в молниеносно обвились вокруг тонких запястий и лодыжек. Нет!..
Глупый графчик, утомленно поморщившись, даже не посмотрев на оцепившие руки и ноги гибкие нитки, недовольно, изящно, насмешливо тряхнул черной головой, и… магические путы невозмутимо слетели к его ногам! Что-то много нас у его ножек-то прохлаждается, всплыла в голосе престранная мысль, я зачаровано наблюдал за спектаклем.
Повисла непонятная, но не бессмысленная тишина.
Жуткое чудище, казалось бы, онемев от неожиданности и изумленья, безмолвно пялилось на невиданного наглеца. Да… Мне неожиданно захотелось расхохотаться. Он это умеет, он умеет изумлять! А потом… Мои глаза оглушено распахнулись, и в расширившихся зрачках образовалось миниатюрное отражение пугающей действительности - гигантская туша дыма и слизи, перекрывшая весь коридор и застлавшая зеленоватой пленкой сочащиеся лунным светом тени, с громоподобным ревом метнулась вперед, рванулась припечатать собой хрупкого, костлявого и высокого мальчишку, обычного мальчишку, я с криком рванулся – гнесуразно, бессмысленно, бездумно! - наперерез, наметившись поймать его плечо и хотя бы оттолкнуть! Хоть что-то, что-то, пока это не успело!..
- Глупо.
И вечность взорвалась истошным криком.
На моих глазах жуткая дрянь как будто налетела на невидимую стену, а волосы мальчишки неожиданно взвились в невидимом ураганном ветру, наполнился полынным, прогорклым дымом кафтан, пробежался по темным складкам горный бриз, но все это вызвало во мне лишь отклик сонного, отчужденного недоумения, а вот лицо… заставило окропиться хладным потом. Оно не просто расслабилось, нет, в нем даже появилась пугающая отрешенность, и безмолвно вглядывающемуся в меняющую маску мне даже показалось, что сейчас этот… мальчишка вознамериться окончательно смежить длинные ресницы и оторваться от пола! Но нет, в темных глазах, которых прежде у меня не было шанса рассмотреть как следует, стыло вялое презренье, и… что-то еще, необычайно жуткое. А…
- Аааа-аа!!! – сотней голосов взвыла мерзкая тварь, корчась, мечась и мучительно умирая в клетке из непереносимого ветра, коим правили тонкие, хрупкие руки жуткого мальчишки. – Аааа… ааа… а…
…Не знаю, сколько этот страшный вопль висел в воздухе, но в моих ушах он не желал глохнуть. Перед глазами плыл напоенный степной полынью горький дым, где-то звенели невидимые струны, а под пальцами неожиданно обнаружилось что-то жесткое, и лишь секунду спустя, проммигавшись и как следует вздохнув, я понял, что это было плечо глупого, гордого, страшного дуралея…
- Маль-чишка… - успел прохрипеть я перед тем, как провалиться во тьму.
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
воскресенье, 17 февраля 2008
11:00
Преступление.
все записи пользователя в сообществе
Elisa_Stork
Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Рокэ Алва времен Лаик и оригинальный персонаж
Жанр: приключения
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
- Второе секретное слушанье по делу убийств брата Козимо Бертачче и брата Авдея Максимилиана объявляю открытым.
читать дальше
– По погруженным во мрак рядам прошел рассеянный шорох. Пристав неторопливо встряхнул бумаги, постучав по столу небольшой серой папкой, перевязанной алым шелковым шнурком, и решительно вскинул седую голову. Кафедру, на которой он стоял, заливал мягкий свет. - Для вновь прибывших оглашаю уже оговоренные и поясненные свидетельства со стороны обвинения и гипотезы независимых экспертов. Так же прошу заслушать результаты медицинского освидетельствования тел покойных и связанного с ним осмотра келий потерпевших. Спешу заметить, что учинить допрос и наложить на дело гриф секретности нас подтолкнули обстоятельства смерти и орудие убийства, должное называться «ритуальным». Итак, прошу Вас, господа…
Я молча смотрел в пыльную пустоту, рассеянно слушая подробности произведенных арестов и допросов, и пытался понять, откуда ждать нападения, и попутно отмечая, что в полку дознавателей и слушателей прибыло. Множественные шевеленья четко давали понять, что дело принимает нежелательную огласку, интересно, кто еще заинтересовался случайным происшествием, придется вычислять по знаменитым на все королевство носам. Хм… а что это тут делает сама его светлость тессорий?.. В царящей темноте даже мне сложно было разобраться в хитросплетениях мантий и шапочек (да и толку-то – чины были заняты маскировкой, незаметные и зоркие, как кошки), но одно становилось ясно – мне больше не доверяют, а это, сами понимаете, в следствии оказанного свыше доверия, грозило определенными сложностями.
Да все это, я имею ввиду, предпосылки моему назначению на место ведущего следователя, с самого начала было запутанным, странным до невозможности. Удивительно, прямой вызов к Его Высокопреосвященству (уже тогда я начал думать, почему столь высокопоставленное лицо озабочено делом столь незначительной малости?), о котором прежде мне доводилось только слышать, как, впрочем, и всякому, сколько-нибудь приближенному дворцовым палатам обывателю, приближенному, но в виду некоторых причин не вхожему в царственный круг. Святоша решил действовать не через посредников, и не потрудился открыть мне свое истинное лицо, и все это было весьма подозрительно. И неужто откровенная демонстрация начальственной пяты должна была подтолкнуть меня к мысли, что мне доверяют а, соответственно, доверие стоит всячески оправдывать?
Да, не спорю. Мысли не замедлили появиться. Во-первых, ничего не мог с собой поделать, но мне тот же час стало страшно интересно, а почему это дело поручили именно мне, тогда как, бесспорно, можно было озаботиться умудренными опытом следователями, доверенными лицами, нет же – им понадобился простой секретарь, отмеченный небезызвестным талантом и семь лет прослуживший под началом младшего королевского сыщика! Почему именно меня решили посвятить в дела государственной важности, почему именно меня обличили такой, казалось бы, безучастной тайной?
По первому времени, вашему покорному слуге соизволили сказать только, что неделю назад в поместье Лаик нашли труп монашка и пришли к заключенью, что, мол, несчастный наложил на себя руки (монах?!), после того, как его, представляете, «случайно» забыли в том самом коридоре, в котором, по слухам, до сих пор мертвые слоняются и никто не может найти управу на трижды дохлых послушников. И все зеленое. Так же мне было сказано, что по утру, когда благословенные браться пришли проверить, а все ли в порядке, в заутрене хватившись недостающего, в раз окоченели, заметив, что он есть, только почему-то лежит… бездыханный, вся голова в крови и рядом подсвечник валяется, а свечи-то нет! И запах такой омерзительный, как будто не вчера все случилось, а не много не мало - месяц назад, и одежда на невинно убиенном истлела насквозь.
Гадкое делишко, а самая большая подлость заключалась в том, что мне даже не позволили осмотреть предполагаемое место предполагаемого самоубийства, нет, не запретили конечно, но, так сказать, тонко намекнули, что это было бы нежелательно, но… в таком случае, зачем вообще было затеяно расследование, если все, во-первых, сводилось к замшелому грехопаденью, а, во-вторых, следствию чинили все мыслимые и немыслимые предъявите вышестоящие, заинтересованные же в благоприятном исходе лица?! Нет, все это мне решительно не нравилось, и больше всего не нравилось, что нельзя было не обратиться, не поговорить – секретность, раздери ее кошки. Налагала определенные обязанности на исполнительные структуры. Потом, по прошествии некоторого времени, видя, что я не сдвинулся ни на шаг, меня соизволили известить, что, разумеется, подталкивая не к активным действиям, так к жизненно необходимы свершеньям – точно, что гриф был принят во внимание благодаря насильственному прошенью главы, так сказать, «кающейся братии» Лаик, исходящего из того, что, мол, нечего пачкать кровепускающими слухами благородное поместье и растлевать пламя вражды между двумя церквями… а это тут причем?! Таким образом, мне, верно, пытались объяснить, чем объясняется подобная с их стороны неуступчивость и нерасторопность с фактами и заказанными экспертизами. А так же в сем рылся почти не завуалированный намек попытаться пройти в обход поступившему приказу приказавшим же интриганом.
Нет, я никогда не смел бы утверждать, что, потратив семь лет в следственном отделе да схоронив пятнадцать в документальной практике был слишком чист и благороден, чтобы немедля отступиться, предварительно предъявив начальству вескую тому причину, но… не мог избавиться от охватившего душу любопытства, попустительство которого, в конце концов, и стало решающим голосом в пользу дальнейшего расследования. К тому же, должен признаться, что не говори – семь лет – довольно долгий срок для того, чтобы должным образом оценить самостоятельную работу, которая, к тому же, подвернулась весьма кстати. Сидеть и бумажки перекладывать, это, конечно. думал я, хорошо, но до времени, а потом от скуки уж начинаешь себе зубы точить! Вот почему тогда я не подумал отказаться (как будто у меня был выбор!), а, почтительно коснувшись губами протянутой руки, поклялся сделать все в должном виде.
Ах, знал бы сейчас, во что ввязываюсь, немедля бы кошками проклял и свое треклятое любопытство, и не во время вылезшую вперед гордость, но тогда мне было все по плечу! Я буквально горел жаждой действия, но, отрезанный от мира и запутавшийся в приказах, наказах, а так же пожеланьях, мог только ждать, когда же наконец-то свершится что-то достаточно непредсказуемое и великое, чтобы не только способствовать толчку вперед но и, наконец, приоткрыть ту заветную дверь, в кою я, разумеется, со своим причитающимся уваженьем, смогу тот час юркнуть.
И вот… свершилось! А лисы в мешке не утаишь, как не хотелось, и теперь у них просто не осталось иного выхода, кроме как позволить мне действовать самостоятельно, раздумывал я, и тот час получил наглядное подтвержденье своим размышленья, да и, признаюсь тут же, полная картина произошедшего была отнюдь не лишней. Таким образом, по окончанью еще первого заседанья безликий слуга передал мне небольшой, скрепленный знакомой печатью конверт, в коем находилось краткое уведомительное письмо, в коем мне, со всем возможным почтеньем, но, все же, и с некоторой снисходительностью предлагали посетить на днях поместье Лаик. Якобы для того, чтобы, цитирую «просмотреть за ходом обученья отдельных унаров…».
Ну, что ж, понял я, мы не желаем сдаваться, но неохотно идем на уступки. А это не только не радовало, но и держало в соответствующем напряжении. Вот почему я, быстро сунув письмо в карман и раскланявшись со знакомыми, решительным шагом направился к дому, где немедленнейшим же приказом велел собрать все необходимые расследованию вещи, а так же, кивнув старшему конюху, велел седлать лучшую лошадь да готовить лучший костюм, со всеми почитающимися регалиями, чтоб церковники просекли в одно мгновенье, что им прислали не услужливого дурака, самостоятельного дурня.
Сказать по чести, в свете открывшихся новшеств, в явке на повторное слушанье для меня не было ни малейшего резону, но… зачем-то захотелось перед отправкой побыть в центре событий. Эх… но кто же это там у нас такой знакомый и носатый? Я еще раз тщательно осмотрелся, кивнул самому себе, а потом, с коротким вздохом поднявшись, торопливо зашагал к выходу, размышляя на ходу.
Нечего больше думать, пришло время действовать, в некий миг отчетливо осознал я.
А, выйдя в королевский сад и направившись прямиков к центральным воротам, даже на мгновенье притормозил, чтобы, придержав шляпу, вскинуть глаза в чистейшую лазурь летнего неба.
Сейчас меня ждал Лаик… и кто мог знать, что могло поджидать меня там?
- Хм… А вы, должно быть, тот самый следователь из столицы?
Я чуть не подскочил на месте, быстро развернувшись и, за неимением свободных рук не успев придержать взмывшую в небеса шляпу, грозно взглянул на возмутительного наглеца, осмелившегося потревожить покой обличенного королевским доверием странника. …Шляпу ловко поймали и протянули мне с тихим смешком, заставив обратить внимание на тонкие белые пальцы, а потом, наметанным взглядом, обозреть шутника.
До сель я молча оглядывался, в сие на редкость пакостное, дождливое раннее утро переступив порог Лаик. Мне достало легкомысленности отослать хмурого кучера, но не достало сообразительности предварительно уведомить привратника карточкой и вообразить себе слугу, а потому и приходилось торчать под ледяной сыпью, теряясь у развилки дорог. Впрочем, первые невзгоды вроде занявших руки тяжеленных чемоданов и промозглого ненастья были тот час отринуты и забыты, поскольку мне, наконец, открылся на удивление отталкивающий вид на проклинаемый всей благородной молодежью королевств гм, жеребятник. Что ж… я был вынужден сказать, что первое впечатление от открывшейся мне достопримечательности было, мягко говоря, удручающим. Огромный серый замок настораживал, наросший на стены мох невольно вызывал в сознании сцены драматических сражений и воплей плакальщиц, а над головой скрещивались подернутые корчами палки и кружили одинокие галки. Бр-р… мерзкое местечко, а самым омерзительным было дело, которое привело меня в удаленную от центра столицы глушь.
Вот почему тихий, в сущности-то, но неожиданный вопрос вывел меня из состояния отрешенной задумчивости и вернул на грешную землю, признаться, к крайнему неудовольствию и раздражению.
Передо мной в наглой позе стоял сущий мальчишка, лет шестнадцати, не больше. В первое мгновенье я решил, было, что это тот самый нерасторопный слуга, взявшийся избавить меня от докучливого багажа и препроводить в отведенные покои, но после, порядком короткого размышленья, я сообразил, что форма, в которую он был облачен, больше всего напоминала мне унарскую, хотя и с некоторыми, в виде элегантного шейного платка, изысками. Да и, честно говоря, уже секундой позже я просто изумлялся, как мог спутать столь бесцеремонного юнца с кротким монахом!
Несомненно, и как мне раньше это в голову не пришло, это был один из воспитанников поместья, да и в его безответственности было нечто приличествующее положенью. Да, аристократы не сколько урожденные, но и прирожденные, коих было значительно меньше, всегда вели себя так, словно являлись закономерным и беспрекословным солнцем нашей небольшой вселенной, а уж ощутить на собственной шкуре всю горечь пренебреженья мне никогда не составляло труда. А потому, внимательно рассмотрев протянутую мне руку и отметив пару колец, среднее из которых показалось мне смутно знакомым, я быстро поставил чемоданы на землю, взял шляпу и погрузил на промокшую макушку, наконец найдя время задуматься над заданным вопросом. А мысли, пришедшие мне в голову при рассмотрении сего краткого изречения, мне страшно не понравились.
- Да, это я. – Строго ответил я, лицезря наглого мальчишку. Да будь этот дворянчик хоть трижды графом, подумалось мне, он, Разрубленный змей, лишь жалкий юнец, и не смеет смотреть на меня с такой улыбкой! – Но не могли бы вы, ваша светлость, просветить меня, откуда вам стало это известно? Ведь вы, как я вижу не являетесь посвященной в дело персоной и в самой малой степени относитесь к происходящему. – Ох, Леворукий, а вот этого говорить не следовало, в ту же секунду сообразил я, как не стоило намекать на что-то, о чем этому сопляку и знать не пристало…
- О, напротив. – Ярко сверкнул зубами мальчишка, и, неожиданно оказавшись рядом, к моему изумленью, резко подхватил каменные чемоданы, закинув их на плечи так легко, словно они ничего не весили, сколь, я знал не понаслышке, разумеется, было не так. Далее он рассеяно огляделся, так, словно, не успев проснуться, был вынужден куда-то бежать, что приводило некоторой дезориентации, а, потом, не изменяя привычной дерзости, к которой, я, как мне казалось, успел немного притерпеться, скучающе откликнулся: – Видите ли, господин, детектив… Я имею самое непосредственное отношение к тому делу, которое привело в вас в нашу скромную, - он совсем по-взрослому усмехнулся, я был несколько поражен, - обитель. Так что…
Я, подчиняясь профессиональной привычке и внимательно слушая, зачем-то перевел взгляд на его плечи, где, поддерживаемые правой рукой, покоились мои камнеломные чемоданы, но в сей раз не поспешил удивляться, а к нехорошему недоумению, даже слегка… насторожился. Поднимать, вот так просто держать такую тяжесть… Ладно, я, мне-то не привыкать, смотря, что не долго, а этот костлявый, тонкий мальчика, правда, выше меня, быть может, на пол пальца, но… Разрубленный змей! Из-за самоуверенного графчика-молокососа я не могу связать и двух слов, но самое отвратительное, что я не только не успеваю вставить слово, я, раздери все кошки, и слов-то не нахожу! Видимо, вдруг пришло мне в голову, сказываются давние обиды. Да… прежде никто и никогда не упрекнул бы меня в том, что психологические терзания дали такую глубокую течь, сейчас это стало и для меня неприятным открытием, как откровенно пошло прошлое влияло на мои сужденья…
Впрочем, пустое. Сейчас… И вот опять, как он их, скажите на милость, вообще держит?! И…
В эту секунду этот странный унар удивительно грациозно провернулся на пятках, еще раз улыбнулся в мое вытянувшееся лицо и, прежде чем я успел что-то сказать и чему-то воспротивиться, зашагал прочь, с насмешкой бросив через плечо:
- Следуйте за мной, господин детектив, я провожу вас в вашу комнату.
- Чт… Лев… Эй, стой, подожди, остановись! – очнулся я, когда мы с моим тонким провожатым уже успели пересечь небольшой сероватый мостик и развернулись к темнеющей в высотной стене старенькой дверце. – Кто ты такой и почему имеешь наглость вмешиваешься… - в моей памяти всплыл странный ответ, и мне стало не до шуток: - Что ты имеешь в виду, говоря, что имеешь отношение?..
- Господин детектив… - в ленивом голосе невозмутимо продолжающего шагать наглеца послышалась тоска, а у меня даже дыхание перехватило от ярости, значит, я, выходит, его утомляю?! – Не будьте вы занудой. Я же сказал вам, что вы заблуждаетесь, неизменно напирая на то, что я не имею ни малейшего представления о происходящем под этой крышей, если так можно растолковать брошенные вами слова. - За маячившей на горизонте дверкой, на удивленье легко поддавшейся, открылся небольшой ход, и мальчишка стремительно, как молния, и гладко, как кошка, скользнул внутрь, не забыв аккуратно придержать чемоданы, я, не успев даже задуматься над тем, что делаю, рассеянно шагнул следовом, неловко пригнувшись и чудом не смазнув лбом о притолоку. – Я хочу лишь сказать, - слышался мне неторопливый и несколько высокомерный голос провожатого, - что именно тот, кто вам нужен, если вы, во-первых, не хотите дать этому делу огласку, а, во-вторых, желаете его благополучного завершенья. Я потом объясню вам, почему… - хотя, на мой взгляд, тонкие ноги бесшумно ступающего передо мной юнца были слишком слабы, чтоб сделать хоть шаг с эдакой ношей (не говоря про напряженье, отданное надушенным рукам, которые даже я мог преломить двумя пальцами), ему тяжесть следственного снаряжения не причиняла ни малейших неудобств, казалось, к моему невольному изумлению, он ее вовсе не замечал! – Тут я могу лишь сказать, что, ежели вам кажется, что мне есть хоть какое-то дело до всей этой кутерьмы, заверю вас, вы ошибаетесь. Если таким образом я смогу разбавить свою скуку, то… - мы проходили по коридорам, куда-то поднимались, неизменно обходили сероватые ниши, но… мое сознание не успевало фиксировать повороты, поскольку было поражено вызывающей наглостью воцарившегося в голове мальчишки! - А пока предлагаю вам отложить посещение места происшествия на завтра, а появиться к обеду, и сделать отцу-настоятелю сюрприз…
- Что-о-о?!
Я всегда считал себя человеком здравомыслящим, хладнокровным – вынужден отметить, в зависимости от обстоятельств, со спокойным, отнюдь не фонтанирующим «аристократическими замашками» характером и логичным, чаще – практическим, но несколько творческим мышлением, но…
Но эта фраза заставила меня буквально окостенеть на месте, задохнувшись от бешенства:
- Т-ты мне с-совету…?! – нет, на такую дерзость я даже не рассчитывал. Перед глазами замелькали красные пятна, горло залепило какое-то мерзкое месиво. Нет, подумать только, все время меня, словно марионетку, куда-то направляли, чем-то попрекали и неизменно пытались унизить, и вот, наконец, когда я оказался тут, радея о некоторой автономности и независимости, совершенно беспардонно поволокли по своему желанью, не гнушаясь странных методов. Но я больше не желаю быть подвластной всякому дворцовому дворянчику куклой! В груди вскипела кровь, и я, совершенно забывшись и желая показать обнаглевшему глупцу, что со мной – чтобы не думали хозяева! – шутки плохи, рванулся вперед, хватив его за предплечье и развернув к себе лицом, чтобы заглянуть в глаза… - Да кто ты такой?!…
Вернее, попытавшись развернуть.
- Разумеется. – Невозмутимо ответствовал нахальный сопляк, даже не оглянувшись на мое, верно, представившееся выросшему с золотой ложкой во рту юнцу, глупым вмешательство, и уж всяко боле не обратив вниманье на стиснувшие руку пальцы… Он даже не остановился, это я дернулся вперед, влекомый удивительной силой, и лишь секунду спустя догадался отшатнуться, застыв посередь тусклого коридора и безмолвно уставившись в затянутую серым сукном прямую спину. – Вы дождетесь, пока зазвонит верхний колокол и только потом спуститесь к главную залу, дорогу вам покажут. До сих же пор, вы не только не будете пытаться что-то выяснить, напротив – постараетесь перестать подавать признаки жизни, а то и вовсе – станете как можно меньше. – Голос мальчишки стал четким, из него исчезла леность, говорил, как приказ зачитывал, неожиданно подумалось мне. Ах! Я не мог его не слушать, я не знал смеяться мне или плакать, право, чувство юмора лишь изредка меня подводило, и вот сейчас был именно такой случай. Ах! Да ведь, я растерянно смотрел в темную спину, ведь… ему только недавно минуло пятнадцать лет! Да что же это… - Ну вот, мы и пришли. – Я замигал, как вынырнувшая из дупла сова.
Он резко тормознул скромную процессию перед незаметной, не выбивающейся из общего потока дверцей и принялся рассеянно копошиться свободной рукой в карманах форменного сюртука. Во вторую руку он, ох, представьте степень моего изумленья, переложил оба чемодана, и ведь даже не покачнулся! Это заставило меня (уже в который раз за это странное утро, а ведь я даже не смотрел по сторонам, я так гордился своими дедуктивными методами, но мальчишка так поразил меня, что я все прошляпил…) по новому взглянуть на моего престранного соглядатая, и я бы успел дать мыслям ход, если б не кстати щелкнувший замок и не раздавшийся у уха смешок:
- Вот и все, вам тут понравиться. Это то самое место, где вам пока будет лучше всего. Приятно оставаться!.. Ах, и еще одно. Вы меня, разумеется, не знаете. – И, подмигнув, был таков.
С минуту я бездумно пялился в захлопнувшуюся прямо перед носом дверь, а потом до меня дошел смысл его слов.
- Т-т-т-ы-ыы… Ты что, за меня решаешь?! – я даже не успел вдохнуть, как следует, подавившись криком и от неожиданности сухо закашлявшись.
Это, должно быть, и отрезвило меня, потому как вдруг, в сущее мгновенье, я с горечью осознал, каким… дураком ему (да и всем) представляюсь! Во-первых, не только идя на поводу шуток заскучавшего, глупого сопляка (а еще и с радостью потакаю его безумным капризам, но об этом у меня будет время подумать…), но забывшись гневом действую строго по, так сказать, расписанию, ведя себя подобным образом и играя на руку всем без исключения интриганам и хитрецам. Ну уж нет! Я же взрослый человек, нужно держать себя в руках, в конце-то концов. Это только мальчишка! Разрубленный змей! Я еще успею во всем разобраться и понять, нужно ли мне сказать ему спасибо или начать, наконец, действовать самостоятельно. Но… Ах! Я только всплеснул руками, медленно приходя в себя и начиная осмысливать происходящее. Но почему при виде этого юного наглеца меня так и тянет взяться за розги и нет сил слушать голос рассудка?!
Нет… У меня еще будет время надо всем поразмыслить, а пока…
Я, медленно выпустив набранный в легкие воздух, мигнул в испещренную прожилками старую дверцу, и, растерянно стянув шляпу, бесцельно опустил взгляд. К моим ногам сиротливо жались забитые склянками, пробирками и измерительными приборами чемоданы, на одном из них покоился внушительный ключ, а так же небольшой сверток, в коем обнаружились пропахшие полынью (почему, она ж не растет в черте города) бутерброды. Оглядев столь неутешительный приз я, неожиданно (главным образом, для себя) пришел в на редкость благостное расположение духа и совершеннейшим образом вернулся в прерванное равновесие.
А потому уже неторопливо обернулся, кинул краткий взгляд на распростершуюся под ногами клетушечку, отметил небольшую походную койку (простыни, надо признать, были свежими), небольшое оконце. Но от всего остального исходил запах… такой невыносимой затхлости, что мне тот час неумолимо захотелось распахнуть окно. И, движимый престранным порывом, я, не обращая внимания на оставшиеся на пороге чемоданы и отлетевшую куда-то шляпу, молниеносно шагнул вперед, с сапогами взлетел на шаткий столик и жадно рванул оконную раму…
Второй раз. Попытался рвануть, потому что она была вбита намертво. Так…
Я осторожно слез с возмущенно скрипнувшего стола и отрешенно уставился в пол, силясь разобраться в происходящем. Оказывается… Я оглянулся на дверь и сам себе усмехнулся, качнув напруженной сомненьями головой. Мне все же стоит, скрипя сердце, но поблагодарить юного нахальца за предоставленный ключ, вряд ли святоши столь же охотно поделились бы со мной столь оскорбительной независимостью! Потому что иначе… А, Разрубленный змей! К кошкам сомненья! Пусть пока все идет, как идет, а там посмотрим, и…
А то обитатели милейшего посмеяться Лаик, кажется, слишком уж озабочены безопасностью гостей, с печальным смешком вынужден был признать я.
Я не позволил себе задержаться пред гудящими пчелиным роем дверьми и, быстро вскинув руки и смело толкнув тяжеленные створки, стремительно вошел в залу, обратив на себя внимание всех ровным счетом благородных господ, с приличествующим священной обители смиреньем вкушающих обеденную трапезу и молящимся натощак. Возникшая заминка, ровно как и взвизгнувшая лохматой псиной тишина, позволили мне в сласть насладиться мимолетным, но цепким осмотром огромной залы, тремя небольшими столами, за которыми, синхронно провернувшись в мою сторону, сидели распетушившиеся и увешавшиеся фамильными клеймами юнцы, одним небольшим, но крайне исключительным, вмещавшим лишь престранного вида господина с необычайно красным и удивительно отвратным лицом, и несколько богоугодных скамеечек под самыми окнами, на коих, ровно что курочки на жердочках, и разместились искомые святые отцы со всеми возможными регалиями. Довольствовавшись сим кратким, но, спешу уверить, крайне плодотворным осмотром и понимая, что выигрышные позиции рано или поздно дадут течь, я решительно вступил в отмеченные создателем своды и воскликнул, обращаясь ко всем и ни к кому:
- Господа!.. – звонко начал я подготовленные речи, восстав в тщательно спланированной позе. Рухнувшая на плечи тишина возвестила вашего покорного слугу о том, что он, как не прискорбно, услышан, и велела тот час извлечь из того всяческие выводы, коими я и сам не пытался пренебречь. – Я прислан в эту скромную обитель Его Величеством Фердинандом вторым Олларом, чтобы… - Я был прерван самым возмутительным образом, потому как после краткого, но чрезвычайно, признаться, удавшегося монолога, мне не дали сказать ни слова.
- Ты… кто такой?! – громоподобно взревело жутковатое пухлое существо с раздувшимися алыми щеками и огромным малиновым носом, с удивительной для туши подобной комплекции быстротой выскакивая из-за своего внушительного стола и поспешая мне на встречу. А вот и комендант, меланхолично отметил я, с некоторым изумленьем оглядывая высоченного, но, увы, толстопузого крепыша, разбухающего от злости. Что ж, наслышан, наслышан… - Как ты прошел через пост охраны?! Кто ты такой?! Как ты здесь оказался?! – престранный господин пытался подпихнуть меня брюхом к выходу, забрав таким образом отвоеванные позиции, чего я ему, разумеется, понимаете, никак не мог позволить. Что-что, а общаться с такими вот вшивыми «аристократишками», я уже успел приучиться, а потому мгновенно принял линию обороны на себя.
- Милейший! – я с брезгливым недоумением отстранился, толстяк грозно отер губы, чудом не заплевав меня с ног да головы и не вытолкав вон, и тот час поспешил развить успех, когда он на мгновенье заткнул свой огромный рот и окончательно разъярился. – Вы засыпали меня вопросами, но сами не дали шанса объясниться. Позвольте… - и, невозмутимо отстранив онемевшего от подобной наглости толстяка и неторопливо выступив вперед (так же почему-то пребывая в поразительном восторге), воскликнул, обратив свой взор к сгрудившимся у окошка монашкам, в одном из коих по ордену отличил пресловутого отца-настоятеля. Естественно, я подчеркнуто не желал высматривать в толпе притихших в ожидании страшной тайны унаров того самого невозможного наглеца, некоторым своим вмешательством и спровоцировавшего этот занимательный спектакль: - Так вот, позвольте повториться. Итак, господа! Я прислан в эту скромную обитель Его Величеством Фердинандом вторым Олларом, чтобы помочь вам разобраться в некотором происшествии, о котором в силу некоторых – понятных сведущим - причин не могу говорить открыто. Мое имя – Джанни Франко, и я спецуполномочный следователь по делу об…
- Разумеется, мы знаем, кто вы, господин детектив. – Выступивший вперед монашек прервал меня слишком поздно, но, все же не в тот жаркий миг, когда я уже начал подумывать, что предпринять, ежели… план по милости нерасторопных святош окончательно сорвется. Клюнули и злятся. О, разумеется, милейшие братья отнюдь не горели желаньем выставлять себя на показ, а так же чтоб все в округе, а особливо ниспосланные небесами воспитаннички, знали обстоятельства покрывающей репутацию могильными пятнами распутицы, да и мне, честно говоря, не было на руку лишнее внимание, но отказать себе в мести, отплачивая месяцы вынужденных унижений и уверток, благодаря которым я не мог вступить в непосредственные обязанности, признаюсь, было выше моих сил. – И мы знаем, что вас сюда привело. Простите господина коменданта, он несколько изумлен вашим пылом, ведь предполагалось, что вы прибудете послезавтра, простите, что мы не успели должны образом подготовиться к нашей встрече, мы не ожидали вас так рано…
- Замечательно! – с воодушевлением откликнулся я, с острозубой улыбкой шагая навстречу и игнорируя злокачественный лепет. – В таком случае, вы, конечно, посвящены в суть моих притязаний, и…
- Господин детектив, - в остановившемся в трех шагах монашке было четыре с половиной локтя росту, он был ниже меня чуть ли не на две головы, но смотрел в глаза, и смотрел холодно, ох как холодно, - Простите мне мое прошенье, но не могли бы вы отложить суть вашего стремленья до места, коему оно подходило бы с большей частью? Видите ли…
Монашек обвел рукой залу, я с готовностью оглянулся, невольно поискав глазами недавнего знакомца. Нет, одни исполненные усердия остаться незамеченными и подслушать все, и сверх возможного, лица, лица, напряженные, взволнованные, подчеркнуто безучастные, но - лица, лица, лица и… одинокая черная макушка?! Наткнулся же! Невозможный мальчишка… Я едва не вздрогнул и, надеюсь, мое лицо сохранило неизменную невозмутимость, тогда как глаза, должно быть, чудом не вылезли из орбит. Сей, должно быть, нисколько не обремененный лишней заинтересованностью унар и не думал отвечать принятым стандартам и даже, казалось бы, не обратил внимание на разыгравшееся действо, продолжая невозмутимо и чуть кисло пожевывать ветхую морковку и задумчиво рассматривать таракана, по диагонали пересекающего стол.
Л-левор-рукий…
- Что-то случилось? – участливо осведомился отец-настоятель, меня перекосило.
- Н-нет, что вы, - откашлявшись, трепетно заверил я попытавшегося проследить за моим взглядом монаха. – Все прекрасно. Так что вы хотели мне показать?
- Я лишь хотел заметить, что это место не подходит для обсуждения деловых вопросов…
Ох, как грубо. Выставляете вон, ищете место для приватной беседы? Интересно… но предсказуемо.
- Видите ли, оно… такое светлое, чистое, к тому же здесь молятся дети, - доверительным тоном добавил монах, чуть-чуть споткнувшись в моем направлении, что, по всей видимости, долженствовало продемонстрировать высшую степень доверительных отношений. Я саркастически хмыкнул. Про себя, разумеется. Нет, что угодно, только не молятся, скорее, обратились, как говориться в слух. А в остальном… «Что, правда?» Весьма натурально восхитился я. «А я и не заметил!» Разрубленный змей! Да, хватит с меня оказанного доверия, тошнит уже. – А потому, - продолжил отец-настоятель, я заискивающе кивнул, - не согласитесь ли пройти в мой кабинет? Сейчас, если вас не затруднит…
Меня не затруднило, да и могло ли? Все что хотел, я уже понял. Оказывается, мальчишка все же на мой стороне! Ну, будем ждать дальнейших сюрпризов, а пока…
- О, святой отец, не смею отказывать себе в удовольствии хлебнуть знаменитых лаикских вин. Надеюсь, они…
- Вам все подадут. Следуйте за мной…
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Дневник
Профиль
Комментировать
Поделиться
суббота, 16 февраля 2008
11:52
Драббл к 14 февраля ^)
все записи пользователя в сообществе
Грязный Аист
Ты, каппа-извращенец! Хм, Кохей, Кащей и дальше...
Фэндом: «Отблески Этерны»
Герои: Ричард Окделл
Disclaimer: хором: «Мы любим их, очень-очень любим!», но принадлежит они не нам. Но => глубокоуважаемой Gatty.
Я ненавижу Рокэ Алву за то,
читать дальше
что он рано или поздно убьет всех, кого захочет.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он не может понять, что человеческая глупость - есть первопричина всех заговоров и что, быть может, человеку следовало бы дать время на разуменье своих поступков и на осознание грехов, а не убивать сразу. Вот за что я его ненавижу – за нетерпимость иной глупости.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он волен убить всех, кого захочет, потому что нет и не будет в этом мире человека, который мог бы ему что-то запретить.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он не дает грешникам шанса.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он всегда оказывается прав и сколько не отпускай грехи заговорщиков и предателей, они неизменно совершат те же ошибки в той же последовательности.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он, своими руками, уничтожил все, что когда-либо было мне дорого и забрал то, что успело стать таковым.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он никогда не перед кем ни склонится.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он никогда не перед чем ни остановится.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что все его решения рано или поздно себя оправдают, а так же за то, что сам он никогда не требует оправдания.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он не только идет вперед, но и доходит, а это просто невыносимо, потому что…
…потому что отдаляет его…
Я… ненавижу Рокэ Алву за то, что все, против кого он выступает, почему-то неизменно оказываются на моей стороне, и, соответственно, меня противопоставляют стихии, с которой никогда не достанет мужества сразиться.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он всегда смотрит мне в глаза, а у меня не хватает сил проделывать то же самое.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, как он на меня смотрит, потому что… посмотри он иначе, я… ни за что не отвел бы глаз, ведь я хочу всмотреться в его глаза, я хочу рассмотреть его лицо, я хочу…
Я отчаянно ненавижу Рокэ Алву за то, что он никогда не принимает меня всерьез.
Я отчаянно ненавижу Рокэ Алву за то, что он… всегда занят другими.
Я… до крика ненавижу Рокэ Алву за то, что ему никогда не хватает на меня времени, и он никогда не остановиться, чтобы оглянуться на меня, он никогда не оглядывается, и ради меня не будет изменять многолетней привычке, потому что… кто я такой, чтобы ради меня остановиться на мгновенье?
Я… ненавижу их всех за то, что они - волей-неволей – отнимают его у меня, занимают его мысли, в которых мне никогда не будет места.
Я ненавижу их всех за то, что они даже не успевают понять, кто проходит над ними.
Я ненавижу Рокэ Алву за то, что он никогда на меня не посмотрит, никогда не снизойдет до меня.
Я… ненавижу Рокэ Алву за то, что он никогда не перестанет надо мной смеяться, он никогда не начнет меня ненавидеть, и за это я тоже его ненавижу…
@темы:
Фанфики
URL
U-mail
Профиль
Комментировать
Поделиться
четверг, 14 февраля 2008
22:05
С днем... гм... святого... Валентина!!!
все записи пользователя в сообществе
Грязный Аист
Ты, каппа-извращенец! Хм, Кохей, Кащей и дальше...
Я сделала веселую картинку о том, кого нужно приглашать на самый главный праздник в твоей жизни, правильно - того, кто тебе всего важнее ^))) Ну, Вы конечно, понимаете, кто у нас тут король и о ком идет речь ^____________^
Любви Вам и счастья! Как же я жду выхода новой книги...
URL
U-mail
Профиль
Комментировать
Поделиться
Последние
1
…
17
18
19
20
21
22
Сообщество поклонников Рокэ Алвы
Elisa_Stork
МЕНЮ
Авторизация
Запомнить
Зарегистрироваться
Забыли пароль?
Записи
Календарь записей
Темы записей
105
арт
96
фанфики
72
живой взгляд
60
размышления
42
слэш
38
смысл
26
юмор
13
Рокэ Алва
11
стихи
11
Фанфики
8
джен
5
Клипы
4
AU
3
Марсель Валме
3
мистика
3
Ричард Окделл
3
Лионель Савиньяк
3
Стихи
2
гет
2
романтика
Все темы
Список заголовков
Главное меню
Все дневники
Главная страница
Каталог сообществ
Случайный дневник
@дневники: изнутри
Техподдержка
Статистика
Наверх
Главная
Случайный дневник
@дневники: изнутри
