Автор: Darita ( www.diary.ru/~Darita/ )
Бета: небечено
По заявке Симбелин, которая хотела: "что-нибудь про Валентина. А если кто-нибудь напишет слэш Рокэ/Валентин, буду просто счастлива"
Дисклеймер: герои не мои, денег с этого не имею. И да, я знаю, в книге ничего не сказано о том, навещал ли Валентин Алву в Багерлее во время суда. А раз не сказано, то и карты в руки…

* * *

- ...ввести подсудимого, и да свершится правосудие!
читать дальше
Тонкие пальцы подрагивают, солнце играет в гранях аметиста. Вот сейчас... Сейчас отворится дверь, и появится он. Кэналлийский Ворон... Тот, кто погубил Джастина. Тот, кто не раз ехидными словами или просто насмешливым взглядом доводил до белого каления, и только хваленая приддовская выдержка помогала не потерять лицо. А нынче Ворон оказался в клетке... Казалось бы, радуйся – в первый раз Алве не удалось обмануть судьбу, в первый раз не удалось отвертеться... Только почему-то это не радует герцога Придда, который сидит и тихонько постукивает пальцами по столу.

Когда все изменилось? Когда ты понял, что в тебе не осталось злобы и тем более ненависти к тому, из-за кого погиб твой брат, кого тебе полагается ненавидеть? И почему это случилось?
Может быть, злоба угасла, когда ты узнал, что Ворон в Багерлее? Ты ведь сам там был, ты знаешь, каково – там… и даже злейшему врагу не пожелаешь такого.
А может, ты стал уважать его, когда узнал, что он сам вернулся – сам, по своей воле влетел в заботливо распахнутую клетку… и ради кого? Верность в любом случае вызывает уважение – даже если это верность ничтожеству…

И вот он появляется. Медленно идет по проходу, движется осторожно, словно не уверен в своих силах или устал. Ему вернули маршальский мундир – но на руках и ногах его цепи. Ты жадно вглядываешься в красивое лицо: он осунулся, под глазами темные круги, их не слишком заметно, но все же… Значит, Багерлее не идет на пользу даже Ворону, а ведь казалось, его ничто не способно не то что сломить – хотя бы согнуть. А может быть и в самом деле не согнуло – ведь на губах подсудимого улыбка. Та самая скучающая улыбка, которая так раздражала его многочисленных врагов и тебя. Теперь уже не раздражает – ты рад видеть ее, рад знать, что он не сломлен, раз способен так улыбаться. Вот только держится он как-то неестественно прямо, и как-то преувеличенно осторожно поворачивает голову, оглядывая своих судей.
Его взгляд на миг пересекается с твоим, черные брови чуть заметно приподнимаются, словно он удивлен видеть здесь тебя. А ты замираешь, вглядываясь в синие глаза и пытаясь увидеть там то, чего нет.
Потом синий взгляд движется дальше… и замирает, наткнувшись на Окделла. Показалось, или в глазах Ворона и правда мелькнуло на миг что-то теплое? Нет, видимо показалось – в его глазах боль и сожаление. Взмах ресниц, и взгляд движется дальше.
Надорский свиненыш, похоже, даже не заметил боли в глазах бывшего эра – боли, которую, между прочим, сам же причинил… Или все-таки заметил? Вон как в лице изменился… Ладно, не твое это дело, Повелитель Волн. Твое – провожать взглядом бывшего врага, который идет к скамье, попутно щедро отвешивая едкие шуточки Краклу.

- Рокэ Алва! Встаньте пред государем и Создателем.
- Непременно. Как только появится государь или Создатель, я сейчас же встану.

Если бы не проклятая необходимость соблюдать осторожность, да привитая воспитанием сдержанность, ты бы вскочил и зааплодировал. Но нельзя, нельзя… И все, что ты можешь сделать – это надеяться, что он случайно взглянет в этот миг на тебя, увидит озорные искорки сдерживаемого смеха в твоих глазах и поймет, что ты одобряешь… Что ты на его стороне…

- Герцог Алва болен. Мы позволяем ему сидеть.
Болен? А ведь похоже на правду… И что это за чувство шевельнулось в твоей груди – уж не жалость ли? Нет, жалеть Ворона нельзя – нельзя так унижать его… Сочувствие? Да, это вернее…

Суд – точнее, мерзкий фарс, названный судом – идет своим ходом, ты позволяешь себе не слушать бормотание Кракла, слова супрема… Ты сосредоточенно наблюдаешь за тем, кого, как уже выяснил, больше не можешь ненавидеть. Вот он устало прикрывает глаза – всего лишь на миг, не больше – и тебе кажется, что в этот миг ты видишь его истинное лицо. Он устал – Создатель, как же он устал! – и болен, в самом деле болен, но не желает показать слабости. И ты понимаешь, что, чем бы ни кончился этот, с позволения сказать, суд, ты уже никогда больше не сможешь ненавидеть Кэналлийского Ворона.

* * *

Идет время. Судебный балаган продолжается, хотя сменились декорации и актеры. Теперь перед зрителями пляшут Кортней и Фанч-Джаррик. Однако это ничего не изменило. Время тянется все так же отвратительно медленно. Фанч-Джаррик спрашивает, Ворон отвечает. Четкими, до издевательства правильными фразами. Он держится так же прямо, как вчера, разве что поднял бровь при виде нового прокурора. Похоже, ему по-прежнему нехорошо, но пока у него хватает сил язвить, доводя бездарных актеров этого балагана до кондрашки. Порой кажется, будто ему трудно сосредоточиться полностью, трудно найти вовремя нужные слова.
А тебе трудно следить за тем, кто и что говорит – прошлую ночь ты почти не спал. Да и как заснуть, если, стоит лишь отвлечься, перед тобой встает одна и та же картина – пронзительно-синие глаза, кажущиеся огромными на осунувшемся бледном лице… Обвинения нелепы, ты давно знаешь это, но что ты можешь сделать - один?
Впрочем, один ли? Сидящий рядом с тобой Эпинэ, судя по всему, тоже отнюдь не в восторге от происходящего. А что если… Вместе вы могли бы что-нибудь придумать! Организовать побег… Отбить… Выкрасть… Но Эпинэ до сих пор считает Ракана своим другом. Похвальная верность – хотя, как и в случае с Вороном, верность ничтожеству. Если рискнуть и завести с Иноходцем разговор о попытке, объединив усилия, сделать что-то для спасения Ворона – кто знает, как он это воспримет… Может, поддержит. А если нет – либо промолчит (в самом лучшем случае), либо об этом быстро станет известно Ракану. Нет, слишком велик риск. Да и не привыкли Придды полагаться на кого-то, кроме своих…

- Обвинение вызывает Фердинанда Оллара.

Фраза выводит тебя из задумчивости. Интересно увидеть, что стало за это время со свергнутым монархом. И окончательно возвращает тебя на грешную землю звон цепей. Алва поднимается стремительно и гибко, гимнеты хватаются за оружие. Но Ворон и не думает бежать, он просто стоит, глядя на понурого толстяка. Очень спокойно глядя.
- Обвиняемый, сядьте, - это Кортней, опомнился-таки.
- Я обещал встать в присутствии государя. Тогда вместо вас был Кракл, но за мной записывали весьма усердно. При желании можно проверить.
Чиновник шепчет что-то Фердинанду на ухо, тот кивает.
- Герцог… Алва… прошу… можете сесть…
- Благодарю, Ваше Величество.
Создатель, да что же это?! Неужели можно быть верным – настолько?! Лицо Ворона бесстрастно, он смотрит на Оллара. О чем он думает в этот момент, глядя на того, кто по сути дела предал его? Не жалеет ли теперь о своей верности, которая оказалась не нужна Фердинанду?
Он один. Совсем один. Незаслуженно один…

И ты понимаешь, что, чем бы ни кончился этот, с позволения сказать, суд, ты не сможешь оставить Кэналлийского Ворона на произвол судьбы.

* * *

Камера маленькая и мрачная – впрочем, что еще ждать от Багерлее, ты же был тут, ты помнишь… За закрытой, но не запертой дверью хмурый стражник, отобравший у тебя оружие, прежде чем впустить. А в двух шагах от тебя спит на узкой тюремной кровати твой уже-не-враг.
Он спал, когда ты вошел. То ли он настолько устал, то ли ему настолько плохо, но он даже не услышал звука открывающейся двери и твоих шагов. А ведь наверняка раньше мгновенно просыпался от малейшего шороха… Но то было раньше.
Ты стоишь и смотришь на него. Стражник оставил тебе свечу, и ее дрожащий свет бросает причудливые отблески на спящего. Цепи с него сняли – видимо, здесь не опасаются… Одна прядь иссиня-черных волос упала, словно перечеркивая осунувшееся лицо – и прежде, чем ты успеваешь понять, что делаешь, ты быстрым шагом подходишь к Алве и одним экономным движением водворяешь беглую прядь на ее положенное место. А кэналлиец по-прежнему не открывает глаз! Неужели он и правда до сих пор спит?! Ведь не мог он не почувствовать чужое присутствие так близко, и тем более чужое прикосновение к лицу…
Внезапно тебе становится страшно. А вдруг это уже не сон, а…. Нет, нельзя даже в мыслях предполагать такое!!! Ты падаешь на колени рядом с кроватью, склоняешься к самому его лицу… только бы… Дышит! Хвала Создателю! Ты тоже облегченно переводишь дух, твое дыхание касается щеки Ворона…
… а в следующий миг на тебя устремляется взгляд стремительно распахнувшихся синих глаз.

Непроизвольно ты отшатываешься – не от страха, а от неожиданности. Алва тоже. Еще с пару мгновений вы смотрите друг на друга – ты с опаской, кэналлиец растерянно. Потом растерянность сменяется узнаванием и облегчением.
- А, это вы, герцог… Весьма неожиданный визит. Что ему причиной? – произносит он почти в своей обычной манере, медленно поднимаясь и садясь на постели. Ты открываешь рот, чтобы ответить… и понимаешь, что не можешь найти ответ.
Как объяснить, что ты чувствуешь? Как объяснить, что заставило тебя прийти сюда? Как объяснить, почему ты больше не считаешь его врагом, почему не ненавидишь? И как объяснить, почему тебе не хочется ничего объяснять – просто сесть рядом, обнять, и будь что будет...
- Я не хотел, чтобы вы оставались один, - наконец отвечаешь ты и поднимаешься с пола, аккуратно отряхнув одежду. Алва смотрит на тебя – как-то очень пристально, тебе даже становится не по себе – и иронично вскидывает бровь.
- Однако забавно, что изо всех, кому могла бы прийти в голову подобная мысль, осуществили это именно вы.
Ты молчишь, сочтя, что это не требует комментариев. Спустя какое-то время Алва отбрасывает иронию, его взгляд становится серьезным. Он делает неопределенный жест рукой, который ты истолковываешь как приглашение сесть рядом. Видимо, истолковываешь правильно, поскольку Ворон молчит, когда ты садишься на край узкой кровати, достаточно далеко, чтобы это не выглядело неприличным, но ближе, чем обычно принято между двумя совершенно чужими людьми.
- Пожалуй, это правильно, - неожиданно произносит Алва. Ты поднимаешь на него взгляд, молча ожидая пояснений.
- Излом, - еще более лаконично и непонятно отвечает он. И в ответ на твой все еще непонимающий взгляд наконец объясняет:
- На Изломе – особенно если, как сейчас, меняется Круг – все, что когда-то казалось таким важным, может стать пустым. Старая вражда теряет смысл, умирает любовь, рушатся старые клятвы, враги могут стать друзьями, друзья оказываются по разную сторону баррикад... Вы вот, как я понял, решили, что не желаете более считать меня врагом – что ж...
Ты медленно киваешь, соглашаясь. Что ж тут непонятного... Излом. Это все объясняет. Легко и просто.
Алва устало опускает голову, проводит ладонями от переносицы к вискам – ты не раз видел этот его жест... Потом снова смотрит на тебя, и неожиданно, протянув руку, накрывает твою ладонь своей. Его рука горячая и сухая…
- На самом деле я рад, что вы пришли… Валентин, - тихо произносит он. Ты сидишь, не зная, отдернуть руку или повернуть ладонь и сжать его пальцы. А Ворон продолжает, все тем же тихим, усталым голосом.
- Мне и правда немного одиноко здесь. Скорее бы закончилась эта нелепая мистерия…
Ты молча киваешь и все-таки переворачиваешь ладонь. Пальцы Алвы чуть вздрагивают – видимо, не ожидал…
- Сейчас вы не одиноки, - отвечаешь ты. Кэналлиец кивает и чуть слышным эхом повторяет:
- Не одинок…
То, что происходит дальше, удивляет тебя еще больше. Ворон вдруг подается вперед и опускает голову тебе на плечо. Это нелепо, это дико – Кэналлийский Ворон ищет утешения у тебя, совсем еще мальчишки… В голову не приходит ничего лучше, чем одной рукой обнять его за плечи – тебе помнится, что именно так когда-то делал Джастин, когда ты прибегал к нему. Видимо, это хорошо помогает не только детям, потому что Алва сидит молча и неподвижно. Ты слышишь, как постепенно выравнивается его дыхание… Проходят минуты, вы так и сидите – ты не можешь сменить позу, а Алва не хочет. Он спокоен, дышит ровно, и в его позе уже не чувствуется напряженности – лишь расслабленность. И ты понимаешь, что пришел не зря, что именно это так необходимо ему сейчас… Просто присутствие кого-то неравнодушного рядом, просто молчаливая поддержка, просто душевное тепло – и ничего более. Что ж, это легко – даже для тебя, которого учили, но так и не смогли научить быть холодным и равнодушным…
Ты не знаешь, сколько времени прошло – пять минут, двадцать, час – но наконец Ворон медленно поднимает голову. В синих глазах – покой.
- Спасибо вам, Валентин, - тихо и ровно говорит он. Ты киваешь и отпускаешь его, он отстраняется и заглядывает тебе в лицо.
- Я рад, что смог что-то сделать для вас, герцог Алва, - склоняешь голову ты, - но сейчас мне, боюсь, пора.
И впрямь пора – еще немного, и стражник начнет стучать в дверь, а то и попросту вломится, дабы удостовериться, что узник ничего не сделал посетителю. Ты встаешь и делаешь шаг к двери… но сухая и горячая ладонь перехватывает твою руку, останавливая тебя.
- Что-то еще? – как можно спокойнее спрашиваешь ты. Алва кивает и тянет тебя к себе, так что тебе не остается ничего иного, кроме как снова сесть рядом с ним. Ты вопросительно вскидываешь бровь.
- Герцог Алва, что…
Он не дает тебе окончить фразу – всем телом подается вперед и целует тебя.

Ты настолько не ожидал этого, настолько застигнут врасплох, что даже не успеваешь отшатнуться… оттолкнуть… остановить… А потом уже поздно – сухие горячие губы на твоих губах… Тонкие длинные пальцы перебирают твои волосы, путаются в них. Ты понимаешь, что должен прекратить это, немедленно прекратить… но сильные руки ложатся тебе на плечи, и уже не убежать… Можно только закрыть глаза и подчиниться судьбе – и его рукам.
А он продолжает целовать тебя – жадно, будто пьет и никак не может напиться. И ты внезапно каким-то шестнадцатым чувством понимаешь, что это не внезапно вспыхнувшая похоть, не исполнение давней мечты – просто ему сейчас очень нужно почувствовать жизнь, вспомнить, что он пока еще на этом свете… Только это – и ничего более. И становится совершенно спокойно, и ты даже не удивляешься, когда он крепко обнимает тебя, продолжая целовать…

Наконец он немного отстраняется, опускает голову тебе на плечо, и с минуту вы сидите, переводя дух. Потом он поднимает голову, пытливо всматривается в твое лицо, стараясь понять, что ты думаешь по этому поводу. Ты улыбаешься уголками губ, и медленно киваешь, давая понять, что понимаешь и не собираешься вызывать его на дуэль за оскорбление. Он так же медленно кивает, в знак того, что понял, и тоже улыбается чуть заметной усталой улыбкой, отпуская тебя. Слова не нужны.
Ты встаешь, поправляешь одежду и смотришь на него – не остановит ли снова? Нет, он лишь кивает – "Иди…" И ты идешь к двери, но в шаге от нее, еще не положив ладонь на ручку, оглядываешься.
- Я помогу вам. Пока не знаю, как, но обязательно придумаю. Скоро. Вы будете свободны… Рокэ.

* * *

- Монсеньор, отряд герцога Окделла миновал проезд на Вдовью площадь.
Ты киваешь, и трогаешь поводья серого мориска, направляя его куда надо.
Сегодня. Сегодня ты выполнишь данное ему обещание. Потому что Спруты всегда держат слово.

КОНЕЦ