Eсли бы все было так просто, я был бы уже труп ;)
Название: Воздух
Герои: Рокэ Алва, оригинальный персонаж
Жанр: юмор
Дисклеймер: Ну, я, конечно, крута, но Вера Викторовна может лучше
)))
Неуверенность. Надежда.
(отступление первое)
тык тыкХуан поднял поднос повыше и, плечом оттерев дверь, ловко проскользнул в кабинет. Грациозно развернулся, поправил чашки, почтительно склонил голову, и… застыл, натолкнувшись на насупленный взгляд. Кабинет был оскорбительно пуст, на столе небрежной стопкой рассыпались забытые письма, третий ящик секретера был чуть приоткрыт, и ключ валялся рядом, а в знаменитом хозяйском кресле, свесив худые ноги в дорогих башмаках и настороженно подобравшись, замер мальчишка, вперив в домоправителя ледяные очи. Хуан медленно опустил поднос и, надменно вскинув голову, гордо распрямился.
Прошла минута.
Другая.
Наконец, по прошествии получаса, верно, решившийся на небольшую уступку, мальчишка нехотя буркнул, отвернувшись к окну:
- Черного нет. Куда-то вышел.
Домоправитель слегка повел правой бровью и, невыразительно поиграв печами, поджал губы.
Мальчишка, кинув в застывшего у двери камердинера косой взгляд, вздернул курносый нос, мол, ну и как хочешь, и с самым независимым видом уставился в потолок, продолжая, впрочем, незаметно поглядывать на неподвижную фигуру краем глаза. Этому, исходя из действий парнишки, он бы никогда не смог доверять и, находясь поблизости, топорщился, как настороженный котенок, смирившись, но не перестав опасаться.
Прошло еще пятнадцать минут, и часы над каминной полкой лениво шевельнули украшенным аметистом маятником и стихли, а в глубине узорчатого механизма зародился рассеянный гул. Хуан опустил поднос на уровень груди и, быстро поменяв руки, пристально всмотрелся в расписные плиты стенной отделки. Каждое его движение тщательно фиксировалось хранящим царственную неприкосновенность и творящим иллюзию незаинтересованности мальчишкой.
Домоправитель лицезрел картины юности с таким вниманьем, будто видел их впервые, а юный воспитанник его светлости упрямо сверлил взглядом наливающуюся вечерней синевой улицу, замерев и приготовившись к схватке не на жизнь, а на смерть в случае любого странного али необдуманного жеста со стороны неприятного человека с заносчивыми усами (и в сапогах).
…Но вот уже и солнце коснулось флюгеров, и разлилось фырчащим огнем по стеклам, а две напряженные тени в кабинете Первого маршала Талига насторожено вбирали в себя обледеневший от неприятия воздух и… быть может, привыкали друг к другу? Во всяком случае, когда мальчишка вдруг проговорил чуть слышно:
- Папка всегда знал, что такие как ты… - домоправитель вытянулся еще выше, и вновь вздернул поднос. - Такие… типа, «богатые»… - отрывисто и зло продолжал шептать мальчишка, глядя прямо перед собой и кривя губы страшной ухмылкой, - что они никогда не посмотрят на таких как мы, вроде бы, разделяя одинаковых, в сущности, приматов своеобразным классом… Презираешь меня, да? – неожиданно развернувшись, он вперил в камердинера полыхающий взгляд, так вцепившись в подлокотники, что побелели костяшки. – Презираешь?! Так знай! Что мне плевать! И знай, что сегодня я терпел тебя только потому, что Черный хотел, чтобы мы нашли общий язык! Но пока… - с отнюдь не детским жаром проговорил мальчишка, медленно поднявшись на ноги и угрожающе прищурившись, - пока у тебя будет такое лицо, я никогда не подойду к тебе, так и знай! Только потому, что это было важно для Черного, я попытался, но ты!.. Ты же, - мальчишка хмыкнул и поиграл пальцами, - ты же у нас, типа, большой человек, да? Ха!
- Да я успел на таких насмотреться! – подавшись вперед, сплюнул мальчишка и, подперев бок рукой, яростно оскалился: - На меня всегда такие смотрели вот так! Еще когда в детдоме к нам приходили такие вот все из себя «родители»! Которые выбирали себе или игрушку или собаку, да только…
Домоправитель мигнул и невозмутимо поменял руки.
- Ах, ну еще бы! – распалившись, саркастически продолжил юнец, полыхнув ослепительным сияньем. – И они тоже смотрели свысока, мол, какое ничтожество! Но собаку гладили, а на меня только косились, успел я, - парнишка в сильнейшем ожесточении утер нос рукой, шагнул вперед и вдруг гордо вскинул белокурую голову, восстав перед окаменевшим камердинером, так контрастно – такой хрупкий, но так величественно и непокорно: - Все плевали на таких как мы, так что я успел на вас насмотреться! Я… я увидел Черного и сразу понял, что он не такой, что он… - мальчишка на мгновенье опустил глаза, но вновь вскинул их с воистину неиссякаемым пылом, - действительно видит, что между твоей надменной задницей и моей, с позволения вашей светлости, ничтожной, нет никакой разницы! Вот почему он так крут для меня. Потому что ему все равно, кто я. И на меня и на тебя он смотрит с одинаковым презрением, тогда как ты… Ты!.. – его маленькие руки сжались в хлесткие кулачки, но голос устало и насмешливо дрогнул, - ты же… - едва слышно пробормотал мальчишка, и медленно развернул правую ладонь к свету. Ту самую ладонь, на которой пропечатывался белесый подживающий шрам, - ты же презираешь меня уже потому, что я такой есть, но тебе жжет глаз, что мы одинаковые, что ты и я совершенно…
- Ошибаетесь, мы - разные. – Холодно прозвучало в треснувшей от напряжения тиши, и мальчишка изумленно вскинул голову. Глаза мудрого домоправителя полыхали редким всплеском чувств, а ноздри мелко подрагивали от бушующего под маской ледяной вежливости гнева: - Мы – абсолютно разные и прошу вас даже не сравнивать, потому что… Я… - заговорил Хуан, отведя поднос и сделав шаг навстречу вмерзшему в пол парнишке, - я презираю вас не потому, что у вас за душой нет ни гроша и не потому, что вы, разопрев от бесконечной доброты хозяина, задираете его бесконечными придирками и выказываете то, что, в сущности, никто не хочет слышать, нет. Я, - камердинер вознесся над миниатюрным воспитанником, нагрянув внушительной бурей, и отрывисто бросил свысока, желая подвести итог торжеству безобразной глупости, - презираю вас за направление, которое приняли ваши действия. Мы разные, потому что я от чистого сердца служу своему господину и знаю, когда могу пригодиться, а вы… - в его голос вплелись нотки брезгливого равнодушия, и, неторопливо отступив и вернувшись на прежние позиции, он закончил тоном, что подмораживал воду и в Рассветных садах: - вы используете соберано. Вы его только используете.
Мальчишка яростно вскинул голову и, было, двинулся прочь, как остановился и, покосившись через плечо, глухо бросил в пустоту:
- Это не так. – И, неожиданно злокозненно ухмыльнувшись, со всего маху опустил острый каблук на ступню и не подозревавшего о возможности подобного коварства домоправителя. – Да что ты можешь знать, ты, старый дурак?! – на бегу прокричал мальчишка, и, заливисто расхохотавшись, пулей выскочил из кабинета. Пронесся по коридору, на бегу сшибая вазы и срывая ароматические гирлянды, молниеносно слетел с лестницы, чудом не поскользнувшись и не сбив носом ковер, съехал по перилам, развернулся и… ткнулся носом в препятствие, имевшее наглость ступить в ярко освещенный холл… И в эту самую секунду его настигла смуглая рука. – Ах ты…
«Препятствие» на время отошел в сторону, дабы полюбоваться на то, как камердинер, шепча сквозь зубы кэнналийские проклятья, только и успевал уворачиваться от пинков, шлепков и затрещин извивающегося угрем прохиндея, пытаясь отражать атаки неунывающего котенка. Ха! Вот мальчишка дерзко рассмеялся и, издевательски провернувшись, со всей силы лягнул домоправителя правой пяткой в бок, но тот, проявив чудеса ловкости, изогнулся диким змеем, и поймав-таки негодника за шкирку, отшвырнул к стене. Раздался страшный хруст. Мальчишка, съехав на пол вместе с гобеленом и на мгновенье застыв с опущенной головой, вдруг рывком вскинул треугольный подбородок и, ухмыльнувшись своим знаменитым ртом, в котором давно недоставало четырех зубов, с отчаянной удалью рванулся вперед, сцепив крепкие кулаки и прикрыв голову рукой…
- Ах ты, негодник, ну ты у меня… - начал, было, в конец рассвирепевший домоправитель, немало потрясенный эдакой живучестью, и… осекся, случайно уронив взгляд на одну из боковых скульптур, нежданно-негаданно захлопавшую в ладоши.
- Прелестно. – Маршал твердой рукой остановил запыхавшегося сорванца, подцепив того под локоть, и, иронически приподняв бровь, взглянул на раскрасневшегося, силящегося вернуть утраченное достоинство и стоически утрамбовывающего взбудораженные чувства в клетку привычной невозмутимости камердинера, оступившегося от неожиданности и в смятении запустившего руку в волосы. – Просто восхитительно. – Прокомментировал он, и, развернувшись на каблуках, приказал: - Оба - за мной.
Спорщики переглянулись (мальчишка задиристо кивнул, мол, что, получил, а Хуан слегка повел плечами, мол, я тебе еще и не так наваляю, дай только хозяин отвернется), с минуту померили друг друга невероятными взглядами… А потом, неожиданно единогласно развернувшись, уныло пошлепали к лестнице в ожидании разноса.
…В этот странный вечер в доме Первого маршала Талига творились воистину невероятные вещи, и, как рассказывала позже прачке Эльзе кухарка Кончита, а юные посудомойки слушали, приоткрыв от изумленья рты, сам Хуан сидел в хозяйском кресле, соберано просматривал почту, а непокорный волчонок – представьте себе, и кто только сумел натянуть на глупца долгожданную уздечку?! - подливал им вина да, право слово, и сам, чай, угощался! Только вот правда ли это? Но разразившийся скандал-то слышали все…
…Но, впрочем, уже на следующее утро Хуан, дерущий орлиный нос и топорщащий усы, подавал полотенце взмыленному сорванцу, а тот как ни в чем не бывало кричал в ответ:
- Не-е, я потом поем, мне еще надо отработать один прием…
Герои: Рокэ Алва, оригинальный персонаж
Жанр: юмор
Дисклеймер: Ну, я, конечно, крута, но Вера Викторовна может лучше

Неуверенность. Надежда.
(отступление первое)
тык тыкХуан поднял поднос повыше и, плечом оттерев дверь, ловко проскользнул в кабинет. Грациозно развернулся, поправил чашки, почтительно склонил голову, и… застыл, натолкнувшись на насупленный взгляд. Кабинет был оскорбительно пуст, на столе небрежной стопкой рассыпались забытые письма, третий ящик секретера был чуть приоткрыт, и ключ валялся рядом, а в знаменитом хозяйском кресле, свесив худые ноги в дорогих башмаках и настороженно подобравшись, замер мальчишка, вперив в домоправителя ледяные очи. Хуан медленно опустил поднос и, надменно вскинув голову, гордо распрямился.
Прошла минута.
Другая.
Наконец, по прошествии получаса, верно, решившийся на небольшую уступку, мальчишка нехотя буркнул, отвернувшись к окну:
- Черного нет. Куда-то вышел.
Домоправитель слегка повел правой бровью и, невыразительно поиграв печами, поджал губы.
Мальчишка, кинув в застывшего у двери камердинера косой взгляд, вздернул курносый нос, мол, ну и как хочешь, и с самым независимым видом уставился в потолок, продолжая, впрочем, незаметно поглядывать на неподвижную фигуру краем глаза. Этому, исходя из действий парнишки, он бы никогда не смог доверять и, находясь поблизости, топорщился, как настороженный котенок, смирившись, но не перестав опасаться.
Прошло еще пятнадцать минут, и часы над каминной полкой лениво шевельнули украшенным аметистом маятником и стихли, а в глубине узорчатого механизма зародился рассеянный гул. Хуан опустил поднос на уровень груди и, быстро поменяв руки, пристально всмотрелся в расписные плиты стенной отделки. Каждое его движение тщательно фиксировалось хранящим царственную неприкосновенность и творящим иллюзию незаинтересованности мальчишкой.
Домоправитель лицезрел картины юности с таким вниманьем, будто видел их впервые, а юный воспитанник его светлости упрямо сверлил взглядом наливающуюся вечерней синевой улицу, замерев и приготовившись к схватке не на жизнь, а на смерть в случае любого странного али необдуманного жеста со стороны неприятного человека с заносчивыми усами (и в сапогах).
…Но вот уже и солнце коснулось флюгеров, и разлилось фырчащим огнем по стеклам, а две напряженные тени в кабинете Первого маршала Талига насторожено вбирали в себя обледеневший от неприятия воздух и… быть может, привыкали друг к другу? Во всяком случае, когда мальчишка вдруг проговорил чуть слышно:
- Папка всегда знал, что такие как ты… - домоправитель вытянулся еще выше, и вновь вздернул поднос. - Такие… типа, «богатые»… - отрывисто и зло продолжал шептать мальчишка, глядя прямо перед собой и кривя губы страшной ухмылкой, - что они никогда не посмотрят на таких как мы, вроде бы, разделяя одинаковых, в сущности, приматов своеобразным классом… Презираешь меня, да? – неожиданно развернувшись, он вперил в камердинера полыхающий взгляд, так вцепившись в подлокотники, что побелели костяшки. – Презираешь?! Так знай! Что мне плевать! И знай, что сегодня я терпел тебя только потому, что Черный хотел, чтобы мы нашли общий язык! Но пока… - с отнюдь не детским жаром проговорил мальчишка, медленно поднявшись на ноги и угрожающе прищурившись, - пока у тебя будет такое лицо, я никогда не подойду к тебе, так и знай! Только потому, что это было важно для Черного, я попытался, но ты!.. Ты же, - мальчишка хмыкнул и поиграл пальцами, - ты же у нас, типа, большой человек, да? Ха!
- Да я успел на таких насмотреться! – подавшись вперед, сплюнул мальчишка и, подперев бок рукой, яростно оскалился: - На меня всегда такие смотрели вот так! Еще когда в детдоме к нам приходили такие вот все из себя «родители»! Которые выбирали себе или игрушку или собаку, да только…
Домоправитель мигнул и невозмутимо поменял руки.
- Ах, ну еще бы! – распалившись, саркастически продолжил юнец, полыхнув ослепительным сияньем. – И они тоже смотрели свысока, мол, какое ничтожество! Но собаку гладили, а на меня только косились, успел я, - парнишка в сильнейшем ожесточении утер нос рукой, шагнул вперед и вдруг гордо вскинул белокурую голову, восстав перед окаменевшим камердинером, так контрастно – такой хрупкий, но так величественно и непокорно: - Все плевали на таких как мы, так что я успел на вас насмотреться! Я… я увидел Черного и сразу понял, что он не такой, что он… - мальчишка на мгновенье опустил глаза, но вновь вскинул их с воистину неиссякаемым пылом, - действительно видит, что между твоей надменной задницей и моей, с позволения вашей светлости, ничтожной, нет никакой разницы! Вот почему он так крут для меня. Потому что ему все равно, кто я. И на меня и на тебя он смотрит с одинаковым презрением, тогда как ты… Ты!.. – его маленькие руки сжались в хлесткие кулачки, но голос устало и насмешливо дрогнул, - ты же… - едва слышно пробормотал мальчишка, и медленно развернул правую ладонь к свету. Ту самую ладонь, на которой пропечатывался белесый подживающий шрам, - ты же презираешь меня уже потому, что я такой есть, но тебе жжет глаз, что мы одинаковые, что ты и я совершенно…
- Ошибаетесь, мы - разные. – Холодно прозвучало в треснувшей от напряжения тиши, и мальчишка изумленно вскинул голову. Глаза мудрого домоправителя полыхали редким всплеском чувств, а ноздри мелко подрагивали от бушующего под маской ледяной вежливости гнева: - Мы – абсолютно разные и прошу вас даже не сравнивать, потому что… Я… - заговорил Хуан, отведя поднос и сделав шаг навстречу вмерзшему в пол парнишке, - я презираю вас не потому, что у вас за душой нет ни гроша и не потому, что вы, разопрев от бесконечной доброты хозяина, задираете его бесконечными придирками и выказываете то, что, в сущности, никто не хочет слышать, нет. Я, - камердинер вознесся над миниатюрным воспитанником, нагрянув внушительной бурей, и отрывисто бросил свысока, желая подвести итог торжеству безобразной глупости, - презираю вас за направление, которое приняли ваши действия. Мы разные, потому что я от чистого сердца служу своему господину и знаю, когда могу пригодиться, а вы… - в его голос вплелись нотки брезгливого равнодушия, и, неторопливо отступив и вернувшись на прежние позиции, он закончил тоном, что подмораживал воду и в Рассветных садах: - вы используете соберано. Вы его только используете.
Мальчишка яростно вскинул голову и, было, двинулся прочь, как остановился и, покосившись через плечо, глухо бросил в пустоту:
- Это не так. – И, неожиданно злокозненно ухмыльнувшись, со всего маху опустил острый каблук на ступню и не подозревавшего о возможности подобного коварства домоправителя. – Да что ты можешь знать, ты, старый дурак?! – на бегу прокричал мальчишка, и, заливисто расхохотавшись, пулей выскочил из кабинета. Пронесся по коридору, на бегу сшибая вазы и срывая ароматические гирлянды, молниеносно слетел с лестницы, чудом не поскользнувшись и не сбив носом ковер, съехал по перилам, развернулся и… ткнулся носом в препятствие, имевшее наглость ступить в ярко освещенный холл… И в эту самую секунду его настигла смуглая рука. – Ах ты…
«Препятствие» на время отошел в сторону, дабы полюбоваться на то, как камердинер, шепча сквозь зубы кэнналийские проклятья, только и успевал уворачиваться от пинков, шлепков и затрещин извивающегося угрем прохиндея, пытаясь отражать атаки неунывающего котенка. Ха! Вот мальчишка дерзко рассмеялся и, издевательски провернувшись, со всей силы лягнул домоправителя правой пяткой в бок, но тот, проявив чудеса ловкости, изогнулся диким змеем, и поймав-таки негодника за шкирку, отшвырнул к стене. Раздался страшный хруст. Мальчишка, съехав на пол вместе с гобеленом и на мгновенье застыв с опущенной головой, вдруг рывком вскинул треугольный подбородок и, ухмыльнувшись своим знаменитым ртом, в котором давно недоставало четырех зубов, с отчаянной удалью рванулся вперед, сцепив крепкие кулаки и прикрыв голову рукой…
- Ах ты, негодник, ну ты у меня… - начал, было, в конец рассвирепевший домоправитель, немало потрясенный эдакой живучестью, и… осекся, случайно уронив взгляд на одну из боковых скульптур, нежданно-негаданно захлопавшую в ладоши.
- Прелестно. – Маршал твердой рукой остановил запыхавшегося сорванца, подцепив того под локоть, и, иронически приподняв бровь, взглянул на раскрасневшегося, силящегося вернуть утраченное достоинство и стоически утрамбовывающего взбудораженные чувства в клетку привычной невозмутимости камердинера, оступившегося от неожиданности и в смятении запустившего руку в волосы. – Просто восхитительно. – Прокомментировал он, и, развернувшись на каблуках, приказал: - Оба - за мной.
Спорщики переглянулись (мальчишка задиристо кивнул, мол, что, получил, а Хуан слегка повел плечами, мол, я тебе еще и не так наваляю, дай только хозяин отвернется), с минуту померили друг друга невероятными взглядами… А потом, неожиданно единогласно развернувшись, уныло пошлепали к лестнице в ожидании разноса.
…В этот странный вечер в доме Первого маршала Талига творились воистину невероятные вещи, и, как рассказывала позже прачке Эльзе кухарка Кончита, а юные посудомойки слушали, приоткрыв от изумленья рты, сам Хуан сидел в хозяйском кресле, соберано просматривал почту, а непокорный волчонок – представьте себе, и кто только сумел натянуть на глупца долгожданную уздечку?! - подливал им вина да, право слово, и сам, чай, угощался! Только вот правда ли это? Но разразившийся скандал-то слышали все…
…Но, впрочем, уже на следующее утро Хуан, дерущий орлиный нос и топорщащий усы, подавал полотенце взмыленному сорванцу, а тот как ни в чем не бывало кричал в ответ:
- Не-е, я потом поем, мне еще надо отработать один прием…
@темы: фанфики, размышления